Женская месть - Нора Робертс (2002)

Адриенна решила, что Филипп ушел. Стоя под сильной струей воды, она думала о том, что таблетка аспирина поможет ей справиться с головной болью, да и душ принес ей облегчение. Она нанесла на кожу душистый крем и набросила махровый халат, надеясь на то, что сможет растянуться на балконе и высушить волосы на солнце.

С пляжем можно было повременить. Сегодня утром, решила Адриенна, ей лучше остаться одной, подальше от праздничной суеты и оживления. Она всегда проводила рождественское утро в одиночестве, избегая полных благих намерений друзей и не связывая себя светскими обязательствами. Воспоминания о последнем Рождестве, проведенном с матерью, не вызывали в ней такой острой боли, как раньше, но и теперь она по-прежнему не выносила вида остролиста и разноцветных блестящих елочных шаров.

Фиби всегда украшала верхушку рождественской елки белой фигуркой ангела. Это повторялось каждый год с тех пор, как они стали встречать Рождество в Америке. Но во время последнего праздника она так глубоко погрузилась в черную бездну тоски, что та засосала ее.

Адриенна представляла себе болезнь матери как глубокий черный тоннель с сотнями закоулков и тупиков. Она предпочитала это цветное видение всем медицинским терминам в десятках книг, в которых говорилось об аномальном поведении и над которыми она достаточно покорпела. Такое объяснение процесса болезни ей было понятнее, чем все диагнозы и прогнозы, сообщаемые врачами в тихих, пахнущих кожей кабинетах. Да, это был именно тоннель, который всасывал в себя ее мать все глубже и глубже, по мере того как шло время. Как бы то было, но в течение многих лет Фиби удавалось выбираться из него. До тех пор, пока она не устала настолько, что тьма стала казаться ей привлекательнее света.

Возможно, время и исцеляло, но оно не приносило забвения.

Теперь, когда Адриенна облекла свои чувства в слова, ей стало легче, и все же она уже раскаивалась, что разоткровенничалась перед Филиппом. Юна уговаривала себя, что это уже неважно, ведь скоро их пути разойдутся и каждый пойдет своим, а все, что она ему сказала и чем с ним поделилась, с течением времени будет значить все меньше и меньше. И пусть он проявил доброту, которой она не ожидала, это не имело для нее почти никакого значения. Если бы она всего лишь на миг позволила себе поддаться чувственному желанию, то быстро смогла бы его побороть. Слишком долго она сама заботилась о себе, слишком тщательно держала свои чувства под контролем, чтобы позволить Филиппу что-нибудь изменить в своей жизни. Она решила, что теперь все ее помыслы и чувства должны быть направлены только на возмездие.

Но когда Адриенна открыла дверь, разделявшую две комнаты, оказалось, что Филипп все еще здесь – он сидел без рубашки, с босыми ногами и бегло объяснялся по-испански с официантом. Филипп передал ему деньги, и, видимо, их было достаточно, чтобы официант не пожалел, что вынужден работать в праздник.

– Buenos dias[31], сеньора! Счастливого Рождества.

Адриенне хотелось объяснить этому милому юноше в белой униформе, что Рождество давно уже не является для нее праздником. Вместо этого она улыбнулась ему, доставив этим не меньшее удовольствие, чем Филипп своими песо, которые теперьлежали в кармане официанта.

– Buenos dias. Felices Navidades![32]

Адриенна сложила руки и подождала, пока официант уйдет.

– Почему вы все еще здесь?

– Потому что я голоден.

Филипп вышел на балкон, сел в шезлонг и налил себе кофе. Он, видимо, чувствовал себя совершенно непринужденно. Есть много разных способов завоевать доверие – немного терпения, внимания, нежности и обаяния. Ради такой женщины, как Адриенна, он был готов пустить в ход все эти средства.

Адриенна, нахмурившись, последовала за ним на балкон.

– А я и не собиралась здесь завтракать.

– Прекрасно. В таком случае я справлюсь и с вашей порцией.

– Я должна составить вам компанию?

– Вы всегда можете спуститься на пляж. Как насчет сливок?