Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон (2010)

— Я отправился самолетом до Лиссабона, а далее на пароходе — до Нью-Йорка. Предполагалось, что поеду в Нью-Мехико вместе с коллегой-физиком Филиппом Бэнтамом, но Филипп решил задержаться на несколько дней в Нью-Йорке. Поэтому я сел в поезд до Нью-Мехико один. Я точно не представлял, куда еду, кого найду, когда доберусь до места назначения, поскольку вся информация сэра Джеймса состояла в том, что группа британских ученых отправляется в Америку, чтобы, работать над секретным проектом, имеющим высочайшую важность для обороны страны. Меня пригласили благодаря моей работе по разделению изотопов; о моем приезде просил Оппенгеймер.

В молчании прошли круг: Джордж — погруженный в раздумья, Джессика — заинтересованная нехарактерной для ученого потребностью высказать нечто, что явно мучило его, и это — по прошествии десяти с лишним лет. Вот что делает с человеком война.

— Мое путешествие закончилось ясным холодным утром, когда я вышел на платформу в местечке под названием Лэми. Воздух был чистый и сухой, разреженный; большая высота над уровнем моря, и у меня перехватило дыхание, когда я вдохнул. Думаю, такой воздух был бы полезен для Делии, — добавил он. — Ко мне приблизился молодой человек в форме и спросил, не Джордж ли я. Ни фамилии, ни обычного обращения «доктор» — просто «Джордж». Я спросил, куда мы направляемся, и он ответил, что в Санта-Фе.

Санта-Фе! Это название тогда вызвало в голове Джорджа картины Дикого Запада. Оно наводило на мысль о почтовых дилижансах и «Уэллс-Фарго»,[27] о шерифах, перестрелках и ковбоях, скачущих во весь опор, — дух границы в беспокойном, опасном, порочном городе. Одной из слабостей Хельзингера, которой физик всегда немного стыдился, были вестерны, которые он любил со времен мальчишества.

— То есть мы так высоко?

— Семь тысяч футов. Вон там горы Сангре-де-Кристо; вам предстоит подняться туда, на десять тысяч футов. Воздух разрежен, но катание на лыжах хорошее.

Однако город, в который они приехали, выглядел просто мирным испанским городишком, сонным под поздним утренним солнцем. Когда машина, пыля, остановилась на маленькой рыночной площади, Джордж увидел лошадь под ковбойским седлом, привязанную к деревянному шесту, тоже полусонную, с зависшим над землей копытом.

— Здешние люди много ездят верхом по горам, на охоту, — сообщил водитель. Но рядом с лошадью стоял военный грузовик, символ войны и современного мира, в котором было куда больше насилия и жестокости, чем могли представить себе вооруженные ружьями первопоселенцы американского Запада.

Молодой человек поставил чемодан Джорджа на землю рядом с ним.

— Куда мне теперь?

— А куда вы хотите?

Хельзингер повел пальцем по клочку бумаги с адресом, но ему не было нужды смотреть на этот адрес, он знал его наизусть: Итс-Палас, 109.

— Дверь вон там, — показал большим пальцем в нужном направлении солдат.

Физик поблагодарил и, подобрав с земли чемодан, выпрямился — нелепая фигура в мешковатом твидовом костюме, слишком просторном после четырех лет скудного военного питания. Должно быть, здесь какая-то ошибка, или, может, он стал жертвой розыгрыша? Ученый прошел через кованые железные ворота и двинулся по короткой дорожке к открытой двери.

Женщина за письменным столом благожелательно взглянула на него ясными, умными глазами.

— Меня зовут Дороти. Позвольте, я взгляну на ваши бумаги, а потом выпишу вам пропуск.

— Пропуск куда? — в отчаянии спросил Хельзингер.

— На Гору. Вы увидите, Джордж.

Ему еще предстояло узнать, насколько важной фигурой была Дороти, как хорошо разбиралась во всей организации, как предана была Оппенгеймеру, как радела о проекте. Но в тот раз безликость обращения по имени, без фамилии и звания, привела его в смятение. Утрата статуса и фамилии, казалось, лишила его части индивидуальности, как если бы его отправляли в детский сад или в психушку.