Тело Кристины - Макс Монэй (2008)

Там, за дверью, оказался кто-то очень вне себя, который как раз меня поджидал. Сто пятьдесят кило в полном бешенстве по совершенно необъяснимым для меня причинам. Центнер с половиной, который дышал злобой и ненавистью и благоухал прогорклым маслом из дешевого ресторана. Десятки тысяч калорий в комплекте из красного х/б, закапанного жиром.

Крупная сеть ресторанов быстрого питания должна сменить логотип.

С осколком в руке, с полной уверенностью в себе, я открыл дверь без тени страха и сомнений. Так, будто страх, вызываемый постоянно в одно и то же место, к одному и тому же клиенту, восстал и не приехал на вызов. Против такого моржа никакие другие тактики невозможны, как только броситься напролом в самую гущу. Я тут же рассек ей ляжку, с первого удара.

Продолжение было не таким героическим, как хотелось бы, потому что меня быстро обезоружили и обратили это преимущество в свою пользу.

Не самый лучший эпизод в моей жизни, точно вам говорю.

Допустим, я позволил ей продырявить себя немножко, признаю, мне больше нет смысла утруждать себя враньем.

Чтобы быть честным до конца, я здорово пожалел об этом в ту же секунду, потому что мне стало очень больно.

Да-да, и боль была впечатляющая.

Еще немного, и я потерял бы сознание.

Выведенный из себя ее нападением, я убрался восвояси, хлопнув ей дверью по носу. Невежливо, конечно, но за что боролась, на то и напоролась. Питер Пен сделал мне замечание по этому поводу. Он считает, что подобное отношение к даме недопустимо, оно недостойно настоящего игрока в шахматы.

Пошел он, старый инфантил.

Я свернул ему шею, Питеру Пену. Потому что все эти его бесконечные шуточки, которые он нам сбагривает по дешевке, особенно в те моменты, когда наконец воцаряются долгожданный покой и тишина, начинают серьезно разлаживать работу центральной нервной системы. Вам не кажется? Я и Жак в этом уверены.

Нас не надо выводить из себя. Ни Жака, ни меня.

Я все сказал.

Тема закрыта.

Грамотный удар локтем — и дверь снова резко распахивается. Прямо напротив двери стоит моя жена. Прислонившись к стене. Она шелушит орешки с буддистской невозмутимостью. Коридор покрыт ореховой скорлупой, как паркетом. По сторонам этой булимички недоделанной лежали две груды консервов, булочек в вакуумной упаковке, мадленок. Как крепостные стены. Среднестатистическому едоку тут хватило бы прокорма не на пару недель. Моя обжора приготовилась к долгой осаде.

Малышка знала, что рано или поздно я все равно высуну нос. Ну что ж, она угадала. Проблема ожидания решилась сама собой. Она перетащила в наш коридор все содержимое соседнего супермаркета.

Теперь вы угадайте. Оправдания в ассортименте: я не стал бы так бесцеремонно кромсать окорочка моей индюшечки без предварительного извещения по почте. Я спросил бы ее о причинах столь изысканного бивуака у меня под дверью, но… Правильно. Мой зараженный язык так распух, что я могу лишь стонать, как бездомный бродяга.

Господи, сколько войн на земле начиналось из-за вовремя неустановленного контакта.

А сколько войн закончилось плачевно из-за того, что по обе стороны баррикад никто не мог вспомнить слова «мир».

Когда я увидел ее, это слово было первое, что пришло мне в голову. Но оно застряло у меня в горле: сгустки запекшейся крови и гноя не позволили ему прозвучать. В три маха локтя я очутился на ней, готовый не поддаваться ни на какие умоляющие взгляды. У, какие мы гордые! Моя девочка оказалась выше этой дамской самообороны, она не будет защищаться женскими слабостями. Мы предпочли дождаться удара, избежать которого не представлялось никакой достойной возможности, потом вытащить из собственной плоти лезвие, оставленное там по глупости или по любви (не вижу существенной разницы), и начать спускать с меня шкуру с завидным энтузиазмом. Она истыкала меня, как сало перед шпиговкой.