Возвращение к жизни - Кэтрин Куксон

— Хм… — Тетя Мэгги взяла свое бесконечное вязание. — Ты же писательница, тебе бы следовало разгадать сей психологический казус. — Ее брови лукаво изогнулись. — Но разве все мы не ходим в масках? Мы обязаны это делать. Если бы посторонние знали, что иногда творится у нас в душе, мы бы сгорели со стыда. Мы порою вынуждены выстраивать вокруг себя барьеры, иными словами это называется «защитной реакцией». И я должна тебе сказать, что именно это и сделал Маквей: он был вынужден окружить себя непроницаемой броней, если, конечно, ты в нем не ошибаешься. Ну а теперь расскажи мне все-таки, что произошло.

Броня? Да, тетя права. «Закованный в панцирь». Заголовок моего романа приобретал все более глубокий смысл. Я глядела на тетю Мэгги. Несмотря на быстро мелькавшие в ее руках спицы, она была похожа на воплощенное ожидание. Но у меня не было точных слов, чтобы объяснить нечто прекрасное, произошедшее между мной и Дэви Маквеем во время бури.

— Он не любит грозу, — всего лишь сказала я.

— Не любит?.. — Тетя Мэгги пристально посмотрела мне в глаза.

Она ждала дальнейших объяснений, и, когда их не последовало, я увидела, что ее глаза медленно суживаются: это был верный признак работы ее интеллекта. Я почувствовала, что снова покраснела.

Тетя Мэгги имела сверхъестественную способность угадывать мои мысли. Казалось, что у нее был ключик, открывавший глубины моего подсознания; и сейчас, под ее испытующим взглядом, мне захотелось взбунтоваться: «И даже близко нет ничего похожего! Этого просто не может быть. Как вы могли такое подумать. Я ненавижу всех мужчин до единого! Если бы даже у меня и возникла симпатия к одному из них, то только не к такому монстру, как Дэви Маквей. Тетя Мэгги, вы сами должны это прекрасно понимать».

Тем не менее я не произнесла ни единого слова протеста. Я подошла к столу, села и начала писать новую главу…

Глава 7

Я и тетя Мэгги пили чай, сидя у камина. Раздался стук в дверь, и мы удивленно переглянулись, гак как звука приближающихся шагов, обычно хорошо различаемых на гулких плитах каменной дорожки, не было слышно. Я поспешила открыть.

Передо мной стояла Франни. Девушка разительно изменилась. Она улыбалась. Всего лишь уголками рта, но улыбалась. Когда она заговорила, я была приятно удивлена: ее речь стала другой: не только тембр голоса, нет! Произнесенная ею фраза была внятна и вполне грамотна.

— Вы разрешите мне взять несколько книг? — спросила она. Хотя ее манера говорить все еще оставалась по-детски инфантильной — перемены к лучшему были очевидны. Раньше девушка бы сказала примерно так: «Хочу взять книжки».

— Конечно! Входи, Франни. Мы как раз пьем чай. Тебе налить чашечку?

— Да, спасибо.

Когда она застенчиво остановилась в дверном проеме, это была уже прежняя Франни: неловкая, стеснительная. Я взяла ее за руку и подвела к камину.

— Это ты, Франни! Здравствуй. Проходи, садись. Ты не замерзла? — засуетилась тетя Мэгги.

— Ни капельки. Я бежала.

— Мы так давно тебя не видели. Где ты была?

Вопрос тети Мэгги, казалось, смутил Франни. Она сразу как-то сникла, а ее головка печально опустилась.

— Не расстраивайся, милая. Вот твой чай. Ты что предпочитаешь, сэндвич или пирожное?

Вместо ответа Франни подняла на меня глаза и тихо промолвила:

— Доктор сказал, что я порядочная девушка и ругать меня не за что.

Хотя я и не совсем поняла, о чем шла речь, но снова с радостью отметила правильно выстроенную фразу.

— Доктор?! Франни, ты была у врача из-за простуды?

— Нет. Я не очень хорошо себя чувствовала.

— Возьми, пожалуйста, пирожное. — Я протянула Франни тарелку с большим куском бисквита, покрытого сахарной глазурью. Как только девушка отведала лакомство, ее глаза повеселели.

— Очень вкусное пирожное. Бабушка брала меня с собой в Пенрит, мы тоже ели пирожные.

— Вы ездили в Пенрит?