Возвращение к жизни - Кэтрин Куксон

Ни мой лечащий врач, ни тетя Мэгги не называли мою болезнь просто «шалостью» нервов. Врач сказал, что это был один из видов глубокого нервного истощения. Я была так слаба, что не могла поднять руку или ногу. Пластом лежала в кровати, разглядывая через окно деревья на противоположной стороне улицы, сквозь которые виднелись печные трубы старого опустевшего дома. Странно, но пустующий дом разбудил мою фантазию, оживил изверившуюся душу. Я обнаружила, что могу населять гулкие комнаты людьми и писать о них рассказы.

Я написала несколько новелл о заброшенном особняке. Его обитатели жили крепкой, дружной и счастливой семьей. В один из чудесных дней мои мечты обернулись реальностью. В доме поселились люди. Мне казалось, что я их создала силою своего воображения. Это была счастливая семья. Я познакомилась с благополучным семейством. Увы, это знакомство разрушило мою жизнь…

Как говорится в Библии: «И их второе состояние было хуже первого». То же самое можно было сказать и обо мне…

* * *

— Никогда не видела ничего подобного! — Я не совсем поняла, что так поразило тетю Мэгги.

Пожилой мужчина в деревне сказал: «Этот путь приведет вас прямо к дверям особняка». Именно так и произошло. Дорожка, по которой мы ехали, расширилась и превратилась в некое подобие подъездной аллеи, пролегавшей вокруг зеленой лужайки, и нашему взгляду открылся дом — почти точная копия того, о котором я вспоминала. К парадному входу вели четыре ступени — в том доме их было шесть. С каждой стороны крыльца располагалось по два сводчатых окна. Над ними — еще шесть высоких окон, опоясывающих фасад. Тот дом украшали небольшие металлические балкончики — здесь их не было; но зато, точно так же, как и там, почти вся боковая стена особняка была закрыта теплицей до половины первого этажа.

— Вот мы и прибыли! Здесь подозрительно тихо. — В голосе неунывающей леди не было особой радости.

Мы посмотрели друг на друга. Одна и та же мысль промелькнула в наших глазах. Мы находились в самой низине долины. Кажется, это был тупик: других сооружений нигде не проглядывалось. Вне всяких сомнений, свадебный кортеж выехал именно отсюда. Тетя Мэгги задумалась:

— Похоже, это не Лаутербек! Женщина из магазина сказала, что их фамилия, кажется, Маквей. Я говорю о людях, собравшихся на свадьбу.

— Нет, Слейтер. Я помню. Она сказала, что фамилия невесты — Слейтер.

— Ну хорошо, Слейтер или Маквей, все равно ничего общего с фамилией Клеверли. Ведь в письме было ясно начертано: «мисс Флора Клеверли».

Тетя Мэгги торопливо открыла сумочку, порылась в ней и достала последнее письмо из своей переписки с владелицей снятого нами коттеджа. Постучав пальчиком по факсимиле, она повторила:

— Флора Клеверли!

— Пусть будет Клеверли. В любом случае надо кого-нибудь найти и разузнать дорогу. Вслепую ехать невозможно.

Мы вылезли из машины и поднялись по ступенькам к парадному входу. Через открытую настежь дверь мы увидели холл, стены которого были обшиты панелями, и лестницу. На полированном столе возвышались два витых подсвечника, а между ними красовалась ваза с розами. Вокруг потертого ковра на полу было много пыльных следов от обуви, но я сразу заметила, что паркет был тщательно натерт. Я всегда улавливала малейшие подробности с первого взгляда. Должно быть, наблюдательность является одним из главных условий писательского ремесла. Мне хватило беглого взгляда на интерьер дома, чтобы понять, сколь бедны его обитатели.

После того как я в третий раз позвонила в колокольчик, тетя Мэгги предложила:

— Давай обойдем вокруг.

Мы спустились вниз и пошли вдоль фасада дома, но, не пройдя и нескольких шагов, остановились. Наши взгляды привлек хорошо видный через окно, накрытый белой скатертью длинный стол, приготовленный для свадебного пира. Но тетю Мэгги обуревали сомнения.

— Я ничего не понимаю. Ясно одно, что это не то поместье, которое мы ищем.