Влечения - Юна-Мари Паркер (1999)

— Bon appetit[4]! — пожелал он ей на прощание.

«L'Escargot» оказался типичным маленьким ресторанчиком, каких полно в Париже. Красный навес над крыльцом, выскобленный деревянный пол и несколько крошечных столиков, покрытых скатертями в красно-белую клетку. Рестораном владели три пожилые сестры, то и дело бегавшие на кухню с пустыми подносами. Смешно переговариваясь и добродушно пересмеиваясь, они рассказали Ребекке про свое меню. Американка решила начать с традиционного лукового супа, а продолжить пир телятиной с сельдереем и под соусом из базилика. Ко всему этому она заказала полбутылки «Шатонёф дю Пап». Обычно она не пила в одиночестве, но сегодня ей захотелось отпраздновать хороший день.

Ресторанчик, который почти пустовал, когда она переступила его порог полчаса назад, вскоре стал быстро заполняться посетителями. Ребекка пожалела о том, что не захватила с собой аппарат для скрытой съемки. Она получала удовольствие от вечера и сочувствовала Стирлингу, который не видел всего этого. Ей очень хотелось, чтобы он оказался сейчас рядом.

Часы показывали половину одиннадцатого. Впереди ее ждал еще один занятой день. Одна только съемка принцессы Стефании из Монако, которая должна была обедать завтра в гостинице по соседству, чего стоила!

Уплатив по счету, Ребекка пожелала сестрам хорошего вечера, и они ответили ей тем же.

— Пока, — сказала она, помахала им на прощание рукой и вышла на улицу.

Ближе к ночи заметно похолодало. Ребекке стало зябко на ветру. Застегнув кожаную куртку на «молнию» до самого горла, она быстрым шагом пошла в сторону гостиницы. На тротуары падали длинные и широкие тени от деревьев, тянувшихся вдоль улицы. На авеню Сент-Доминик не было ни прохожих, ни машин. Ничто не нарушало сумерек и тишины. Торопясь поскорее попасть в свой номер, Ребекка повернула направо, на улицу Бабилон, и… вдруг услышала сзади какой-то неясный шаркающий звук.

Почувствовав, как учащенно забилось сердце, она остановилась и оглянулась назад. Улица была исполосована тенями деревьев и походила на гигантскую решетку на тюремном окне. Впереди же все было погружено во тьму. Вокруг стояла мертвая тишина. Пожав плечами, Ребекка пошла дальше, успокаивая себя рассуждениями о том, что это Париж в конце концов, а не Манхэттен. Днем, когда город был залит ярким солнцем, она чувствовала себя в полной безопасности, радовалась жизни и гуляла по улицам беззаботно, как девочка. Два фотоаппарата болтались на груди, а сумка с фотопринадлежностями даже не была застегнута. Такое Ребекка могла себе позволить лишь здесь. Ей бы и в голову никогда не пришло быть такой легкомысленной дома.

И все же она упрекнула себя сейчас в том, что позабыла про первое правило, о котором ей рассказывал ее инструктор по самообороне: избегать темных, пустынных улиц в вечернее время суток.

Странные звуки возобновились. Шарканье сменилось шагом, словно ее преследователь прихрамывал на одну ногу. Впереди показалась залитая светом неоновых вывесок и фонарей авеню Дюкесн. Ребекка поняла, что ее спасение в том, чтобы как можно быстрее добраться до авеню, где светло и много народу.

Тяжело дыша, она побежала, стуча по мощеной мостовой каблучками туфель. Но она не слышала сейчас ничего, кроме биения собственного сердца, оглушительно отдававшегося в ушах. Преследователь не отставал. Ребекке показалось, что неизвестный даже приближается. Едва не вскрикнув от страха, Ребекка вновь резко остановилась и обернулась. Две длинные и тонкие тени на мостовой — ноги! — мгновенно слились в одну, и вновь наступила тишина.

Кричать было бесполезно. На таком расстоянии до авеню ее все равно никто бы не услышал. Повернувшись и уже не стесняясь своего страха, Ребекка сломя голову бросилась бежать на свет.