Никто мне не верит - Молли Катс (1996)

Но поездка в Калифорнию неожиданно принесла ему определенную выгоду. Она была больше, чем просто громадное веселье, которое он получил, рассказывая свою вымышленную историю и с легкостью убедив их в том, что живет на Западном побережье. Это была блестящая идея воспользоваться возможностью и устроить так, чтобы знакомство произошло именно там.

Он прошел мимо группы людей, которые ожидали сигнала, чтобы перейти улицу, и желали друг другу счастливого Нового года. Он улыбнулся им, а они заулыбались в ответ.

Все были счастливы в канун Нового года.

Время перемен, новый год, новая страница в жизни.

В прежние дни, когда он жил среди соломенных рабов, они считали его сумасшедшим, когда он говорил что-нибудь подобное. В его семье не считали начало Нового года событием, для них это была просто ночь, в которую они пытались заснуть под долетавший из большого дома шум, чтобы проснуться утром и вернуться к своей бесконечно однообразной жизни.

Что ж. Он доказал идиотизм их поведения — в многочисленные кануны Нового года, и в бесчисленном количестве других случаев.

И продолжал доказывать в каждом восхитительном деле, при каждой прелестной шутке.

* * *

Кара смотрела, как Линн подвязывает фартук.

— Ты очень похудела.

Из холодильника Кары Линн достала банку креветок.

— Я знаю, — с грустью сказала она.

Ники прыгал около их ног.

— Не стони. Я бы хотела также похудеть. Ники, успокойся. Он сегодня такой приставучий.

Линн выложила креветки.

— Нет. Нет, тебе это не надо. Тот ад, в который я попала… ни потеря веса, ничто другое не стоят такого.

— Я не это имела в виду. Я только хотела сказать, что ты хорошо выглядишь. Этот Майк Делано не может глаз от тебя оторвать.

У Линн вспыхнули щеки, но она сказала:

— Это его обычная манера. Он на всех смотрит.

— Если он на всех смотрит так, как на тебя, то его когда-нибудь побьют. В любом случае, отвращение к самому себе является составной частью существования в роли жертвы, ты помнишь об этом?

Некоторое время они работали молча, занимаясь приготовлением ужина.

— Мы уже привыкли готовить вместе, — сказала Линн.

Кара кивнула.

Линн потянулась за чесноком:

— Как нам удалось выбраться из этого безумия?

— Это было очень трудно. И слишком много глупостей. Особенно с моей стороны.

— Ты не должна…

— Я говорю не только о Греге. Я до сих пор чувствую себя виноватой за то, что сомневалась в тебе. Я имею в виду — ну, это звучит ужасно, если учесть через что тебе пришлось пройти, но… я завидую. Ты, Бернадин и все остальные принадлежите к избранному обществу худых фанатов физических упражнений; я же явно слишком толстая. Вы все говорите так, словно меня не существует.

— Прости. Я не…

— Я постоянно вишу на телефоне, а тебя показывают по телевизору; удачливую, сильную и неотразимую. Мне кажется, что ты участвуешь в каком-то захватывающем фильме, а я сижу в зрительном зале.

Слезы полились из ее глаз. В замешательстве Линн бросила доску для резки и обняла Кару.

— Не плачь. Ты же никогда не плачешь.

— Я знаю.

— Ты всегда говорила, что не хочешь работать в эфире.

— Не хочу. Я просто хочу достичь такого же выдающегося успеха в моей работе, какого ты достигла в своей.

— Но ты достигла его. Лишь благодаря тебе программы имеют такой успех. Я могу работать только с тем материалом, который даешь мне ты. И все это знают. Если бы не ты, у нас не было бы никакого пробного показа, — Линн поморщилась. — Если мы сделаем его.

— Сделаем.

Линн потерла глаза. Когда она просыпалась по утрам, стремясь поскорее попасть на работу, все ее чувства были сконцентрированы на одной пугающей проблеме: что может случиться в студии. Непредсказуемые моменты, когда они возникали, придавали ей новые силы в ее удивительном контакте со зрителями и приносили шквал аплодисментов.