Никто мне не верит - Молли Катс (1996)

Поэтому каждый день, когда скука становилась невыносимой и начинала пугать его, он с трудом натягивал на себя свитер и отправлялся на автобусе на работу. Он кивками отвечал или отмахивался от тех, кто приветствовал его словами: «Какого черта ты здесь делаешь?», садился за свой стол и потихоньку разбирал дела.

Это же он делал и сегодня, а потом совершил свой ставший ежевечерним заход к Нэнси Джин; казалось, что ему просто необходимо оказаться в гуще огней и чужих разговоров. Сейчас он пришел домой, проверил почтовый ящик и среди обычных счетов и проспектов нашел еще одну открытку от Линн, на которой вместо слов «Поправляйтесь» было напечатано «Спасибо».

Я должна выразить вам свою бесконечную благодарность за вашу самоотверженную помощь, написала она внутри. Я надеюсь, что вы успешно поправляетесь. Карточка была подписана: Всего наилучшего, Линн.

Его охватила мгновенная ярость. Всего наилучшего, Линн? Чего всего наилучшего?

Он поднялся к себе, открыл дверь, осторожно лег на застеленную кровать и просмотрел остальную почту.

Он сдержал данное себе обещание. Это стало его основной задачей — отойти от этого случая, от Линн и своих чувств к ней. Каждый день, наполненный болью, напоминал ему, почему он не должен был позволять себе заходить так далеко; его сердце болело так же сильно, как его бок и плечо, как любая часть его тела, которая была либо поцарапана, либо порезана, либо поломана.

Он не знал, что думала Линн или чего она хотела; он знал только одно — у нее была масса возможностей хоть как-то отреагировать на ту попытку, которую он сделал тогда. Если же она этого не делала, если она старательно демонстрировала свою глубокую благодарность и более ничего, он был бы просто идиотом, если бы стал ждать чего-то большего. Если речь шла о безразличии, о жалости к ранам или заполнении пустых мест, ему это было не нужно.

Люди говорят, что полицейские отличаются от остальных людей. Возможно, это правда, но знаменитости… ты просто никогда не можешь сказать, что скрывается за их поступками, что в них реально и чего им не хватает.

Он хмуро посмотрел на открытку. Он взял ее и еще раз прочитал текст: аккуратный почерк, ничего не значащие два предложения.

Всего наилучшего, Линн.

Он отшвырнул ее в корзину для мусора и даже не стал смотреть, попала ли она туда.

* * *

Во второй вторник марта, незадолго до трех тридцати по полудню Пэм принесла в офис конверт для Линн.

Кара вошла в комнату как раз тогда, когда она открывала его.

— Я занимаюсь реорганизацией нашего пленочного архива, — сказала Кара. — Ты не хочешь, чтобы я… Что случилось?

Лицо Линн смертельно побледнело. Кара поспешила посмотреть на записку, на которую Линн все еще смотрела, не отрываясь.

Она перегнулась через плечо Линн и прочитала отпечатанные на машинке строчки вслух: Ты думала, что все кончилось, не так ли? Пойди и посмотри в своей машине.

* * *

«Лексус» стоял на том же самом месте в гараже, где Линн оставила его утром, с закрытыми дверцами.

Дрожащими пальцами Линн нажала кнопку замка и услышала глухой щелчок, когда двери открылись. Она открыла дверь со стороны места водителя; Кара направилась к двери со стороны места пассажира.

Она просмотрели сидения, пол. Они заглянули под сидения, в перчаточное отделение и в карманы на дверях.

Ничего.

Линн дернула рычажок, открывающий багажник, обежала машину и открыла его крышку. Внутри увидела полотенце, не ее полотенце, оно что-то прикрывало, и она подняла его.

Там лежал Ники, мертвый, с вывалившимся языком, по положению его головы было видно, что у него сломана шея.

Она закричала и услышала, как Кара тоже кричит; она не могла отделить ее криков от своих и не могла остановиться.

* * *

Когда пришли полицейские, Кару рвало в туалете, Линн встретила их в офисе; это были двое мужчин, которых она раньше не видела.