Ча-ча-ча - Джейн Хеллер (1996)

— Волоски-мудаски, — пробормотала я, вставая с кресла.

— Что вы сказали?

— Я сказала: «Пожелайте вашему лейтенанту Грейвзу, чтобы он ногу сломал на этой своей пресс-конференции».

Я хотела поехать прямо домой, в Маплбарк, но последние слова детектива Корзини о том, что у меня нет алиби, что мне не следует покидать город и что я была ключом к разгадке убийства, встревожили меня. Я слишком нервничала, чтобы отправиться домой и принять ванну с овсяным отваром. Следовало что-то делать, что-то предпринимать. И наплевать на эту сыпь.

Тут мне пришло в голову, что существовал один человек, который точно знал, что во вторник я приехала на работу в бухту Голубой Рыбы в восемь тридцать утра, уехала от Мелани в половине пятого и не возвращалась туда до сегодняшнего утра. Полицейские могли предполагать, что я убила Мелани в ночь со вторника на среду, где-то между половиной двенадцатого и половиной третьего, но как я могла это сделать? Меня там не было, и один человек знал об этом, а именно — охранник на воротах при въезде в бухту Голубой Рыбы. Он видел, как я приехала вчера утром, уехала днем и вернулась сегодня утром. Я отправлюсь к нему и попрошу дать показания в мою пользу. Я буду взывать к его человеколюбию, к солидарности между несчастными людьми, работающими прислугой.

Я направилась в бухту и подъехала прямо к воротам. Охранник, чьим именем я никогда не интересовалась (о чем сейчас горько сожалела), вышел из своей будки и нагнулся к окну моей машины, чтобы поговорить со мной.

— Жуткая вещь произошла с мисс Мелани, не так ли? — сказал он. До этого я практически не слышала, как он говорит. Мне показалось, что легкий британский акцент был напускным. Это требование соблюдалось жителями бухты Голубой Рыбы, которые делали свое «ча-ча-ча», как и все остальные.

— Да, жуткая. Я здесь как раз по этому поводу.

— Вы не сможете попасть в дом. Мне неприятно вам это говорить, но полиция там все опечатала.

— О, все в порядке. Я приехала поговорить с вами.

— Со мной?

— Да. Мне хотелось бы знать, ведете ли вы журнал или что-то в этом роде, куда записываете, кто приезжает, кто уезжает и в какое время.

— Только посетителей.

— У вас есть журнал посещений?

— Да.

— Значит, у вас есть записи относительно моих приездов и отъездов?

— Нет, вы не посетительница. Вы были ее горничной. А это совсем другое дело.

Услышать такое из уст охранника!

— О'кей, но вы же помните, когда я приезжала и уезжала, правильно? Я хочу сказать, что вы помните, что видели, как я приехала на работу вчера утром и уехала вчера днем, не так ли?

— Конечно, помню.

— Правда? Это прекрасно, — воскликнула я. — Я так рада слышать это от вас, мистер…

— Гордон.

— Мистер Гордон.

— Нет, Гордон — мое имя. Можете называть меня Горди.

— Спасибо, Горди. Вы даже не представляете, как это для меня важно. Ведь вы подтвердите то, что я уже рассказала полиции. Понимаете…

— Я не сказал, что смогу подтвердить, что вы не вернулись вчера ночью и не убили ее.

— Простите?

— Они сказали, что мисс Молоуни была убита вчера ночью. Я ухожу с дежурства в половине восьмого вечера и оставляю ворота закрытыми до половины восьмого следующего утра.

— Но вы сказали, что видели, как я вчера уехала отсюда в половине четвертого. Вы можете, по крайней мере, подтвердить им это? — Мой голос прозвучал несколько более грозно, чем мне того хотелось, но я была в панике.

— Я сказал им, что понятия не имею, кто приходил сюда ночью и убил ее. По ночам я не работаю. У человека ведь должна быть личная жизнь, не так ли?

— Да, конечно. Но я…