Кандидат в президенты - Елена Тверцова

Мне очень понравилось в Австрии. Но всего несколько недель отсутствия дома погрузили меня во все ощущения иммигрантов, скучающих по родным просторам. Кирхдорф — маленький, чистенький и зеленый город. Однако в нем нет этой суеты и спешки, свойственной Москве. Которую я так любила и без которой так скучала.

— Мамочка! — С порога я обняла свою любимую родительницу, прижав ее сухенькие ручки к груди. — Мамочка, милая, как я соскучилась по тебе!

— Ну и командировочка у тебя выдалась, Лара, — мама смахнула набежавшую слезу. — Я уж думала, ты насовсем перебралась.

— Да нет, что ты! — Затрещала я. — Мы делали серию репортажей об Австрии, также я участвовала в съемках клипа для одной популярной группы. Ну и просто отдыхали — катались на лыжах, путешествовали по стране. Я привезла столько снимков!

— Посмотрим, посмотрим, — мама всё никак не могла на меня налюбоваться. — Ну, пойдем, я тебя покормлю. Голодная, наверное, с дороги.

— Я бы целого слона сейчас съела! — Призналась я.

— Слона не обещаю, а вот тарелочку пельменей сейчас отварю тебе. С перчиком, — мама любовно погладила меня по голове и поспешила в сторону кухни.

— Ну, расскажи, как съездила, — маме не терпелось выведать у меня все подробности.

— Отлично! — Вещала я с набитым ртом. — Привезла тебе кучу подарков, посмотришь после обеда. А ты как?

— Да вот давление немного подводит, — пожаловалась мама. — Сплю плохо по ночам. Но это ничего. Я принимаю лекарства. И всё проходит.

— Эх, мама, — только и выдохнула я… — Что же я буду делать без тебя…

— Бог сохранит, — тихо сказала мама.

* * *

…В России все шло как обычно: тихо, чинно, мирно — словом, так, будто бы президентские выборы были абсолютно честными, и теперь народ чрезвычайно доволен своим выбором и спокойно продолжает жить своей жизнью. Люди все так же покорно собирали чемоданы в Сибирь. И только эти паучьи перестановки — когда одних чиновников убирали, а на их место приходили новые, давали понять, что старого мира больше нет.

Около пяти часов дня Петька, как и обещал, заехал ко мне.

— Ты знаешь, Петя, мне периодически жутко становится, — разоткровенничалась я с Григорьевым. — Вот людям навязали человека, которого они вообще видеть не хотели. Он делает всё, что считает нужным. Заблокировал половину Интернета, теперь зарубежные новости на сайтах не почитаешь. Части населения запретил вообще выезд из страны даже в туристических целях. Закрыл множество газет и журналов, особенно политического толка. Лишил имущества многих предпринимателей. Ввел цензуру буквально на каждый чих. И все молчат. Электорат рукоплещет практически каждому решению Президента, и даже ввод танков в Москву объяснили чрезвычайной необходимостью борьбы с преступностью. Просто такая покорность повергает в ужас. Я об этом уже говорила.

— Ну а что ты хотела. Сейчас все-таки не двадцатый век, — объяснил мне Петя. — Ты что, думала, что начнутся массовые погромы, репрессии и другие реакционные действия? Да это бред, это уже давным-давно не действует. И такие методы попросту могут привести к международному скандалу и третьей мировой войне. У нас государства зубастые стали — им только дай повод, они тут же начинают возмущаться, объявлять эмбарго и прочие санкции. Вот поэтому и придумываются различные психотехнологии, которые позволяют просто и безобидно побеждать в информационной войне. Сейчас достаточно просто подключить какой-нибудь хитроумный прибор и объявить по телеэкрану об очередном решении. И все срочно побегут его исполнять.

— И, похоже, власти абсолютно не беспокоятся ни о чём, — покачала я головой.

— Ну, всё-таки о чём-то они беспокоятся, — возразил Петр. — Иначе за Игнатьевым не охотилась бы половина Европы. Да и мы с тобой, не забывай, теперь «лица под подозрением».