И весь ее джаз… - Иосиф Гольман (2013)

Вообще — она стоила отдельного разговора, так как была весьма удобна в применении, в принципе не сильно отходя от канонических норм. Ну, максимум процентов на сорок, если считать по десяти заповедям. Кроме того, именно Береславскому принадлежала модификация известной фразы «Если нельзя, но очень хочется — то можно». В его исполнении слово «можно» менялось на «нужно» или даже «необходимо».

Ефим с Машей прошли мимо матросика, драившего пристань с тряпкой и шлангом. Пригнулись, минуя натянутые швартовые канаты, и по деревянным сходням-мосткам попали внутрь первого теплохода. Здесь не остановились, Маша уверенно повела дальше. Так же прошли и через вторую «Москву». Их вытянутые пустые носовые холлы вызывали в памяти слово «ангар». Третьим был не «Москва», а переделанный проект 544, «Васисуалий». Здесь их и ждал Соколов, по имени кота которого был назван теплоход.

Широкая улыбка, крепкое рукопожатие — этот человек сразу вызывал симпатию.

Устроились втроем в крошечной каюте на корме суденышка. Оказывается, и такая имелась. Очень удобно — одежду сложить, ценные вещи. Или уединиться с кем-нибудь, максимально привлекательным. «Привлекательной» — сам себя поправил Ефим Аркадьевич, будучи природным латентным гомофобом.

Нет, он никогда не наезжал на меньшинства, в человеческом смысле жалея их и сочувствуя. А уж когда за несчастных бралось государство или крепкие ряженые мужики родом из Средневековья, то тем более не пинал преследуемых. Но так и не смог понять, как можно мужику в здравом уме променять красивую девчонку на… мужика! Ему и подумать об этом страшно было. В Таиланде весь отпуск держал себя в руках именно потому, что боялся нарваться на трансвестита.

Вась Васич угощал их крепким чаем, пока к делу не приступая. Ефим с Машей тоже не торопились. Вообще программа была такая: пароходик на три часа снимала корпоративная компашка, а они тем временем могли спокойно пообщаться.

Правда, у Вась Васича были попутные дела в связи с круизом. Но все равно времени должно было хватить. В том числе и на то, чтобы Маша с Ефимом Аркадьевичем смогли яснее представлять себе будущую работу их однотипного суденышка.

Пока отдыхающие не прибыли на борт, Соколов показал им, как выглядит после переделки проект 544.

Начали с кормовой палубы.

Теоретически она была открыта, но навес и боковые занавески делали пребывание здесь комфортным даже в пасмурную и ветреную погоду. По крайней мере, кальяны не задувало. Ну а открывающиеся по бокам виды компенсировали любые неудобства.

Ибо были прекрасны.

Ефим родился в этом городе и обожал его. Он любил всякую Москву: весеннюю и осеннюю. Надо бы добавить «летнюю и зимнюю», что было правдой. Но слово «всякую» допускает сокращение описания.

Вообще, вкусы профессора Береславского были крайне эклектичны. Он, например, любовался нетронутой частью архитектуры Кремля, однако был бы против того, чтоб снести Кремлевский дворец съездов. Построили — значит, пусть стоит. Ведь для кого-то именно этот архитектурный ужас остался в сердце, как память о Москве.

Ему было жаль гостиницу «Россия», не сгоревшую в нескольких пожарах, но убитую инвестпланом. И даже дурацкую черную коробку отеля на Тверской было жаль. Береславский был бы против нового строительства чего-то подобного. Но считал, что раз построено — ломать не надо. Это как с ребенком — что родилось, то родилось. Никто ж не советует отправлять не оправдавшее родительских надежд дитя обратно, на перестройку.

В общем, родной город доставлял Ефиму Аркадьевичу тысячу причин для неосознанной радости узнавания и любования.

Что, разумеется, не мешало ему проклинать Москву, ее мэра и даже лично В. В. Путина в чудовищных пробках или в душном метро. Впрочем, про метро — это скорее аллюзия, чем реальная претензия: метро профессор не посещал уже давненько.