И весь ее джаз… - Иосиф Гольман (2013)

Не учли только тонкого слуха Наргиз и ее недетской готовности к риску. Она, смеясь, рассказала, что ударила бандюка кочергой, которой работницы, когда еще были живы, мешали дрова в печке и выковыривали из нее золу. А потом очень быстро побежала.

Действительно смешной рассказ. Прямо комедия положений.

Я спросил, сможет ли она найти ту фабрику.

Наргиз сразу стала серьезной и сказала, что не сможет.

Я ей не поверил, но теперь и новый гнев — на «добрых» владельцев фабрики — мне придется носить в себе.

Все-таки этот мир есть за что ненавидеть.

По-моему, их ужасный саб, сварганенный из длинной поджаренной булки, в толщину больше, чем рот Наргиз. Но она смешно его ест, напоминая одновременно змейку и мышку.

Заметив мой взгляд, умудрилась с набитым ртом рассмеяться. Ни крошки при этом не уронив.

Чуть-чуть прожевав, сказала:

— Очень вкусно, правда.

— Ешь, малышка, — сказал я и погладил ее по голове. Она тут же прислонилась к моей ладони щекой.

Счастливое появление этой девчонки перекроило все мои планы.

Раньше главным в жизни было лишь желание замочить Амирчика и Полея. Остальное интересовало гораздо меньше, я об остальном особо не задумывался.

Теперь же ситуация коренным образом менялась.

От своих планов по друзьям детства я отказаться не могу. Это вопрос принципа и понятий.

Но если останусь жив, то надо будет устраивать нашу жизнь с Наргиз. А если не останусь, что более вероятно, то надо будет устраивать жизнь Наргиз без меня. Потому что самая страшная смерть Сергея Краснова виделась мне такой: его — убивают, а ее тащат обратно, в бордель или на ту фабричонку под Ногинском.

Этот вариант развития событий следовало исключить бесповоротно.

Для чего требовались деньги, много денег.

И механизм обращения с ними.

Потому что, когда ты в розыске или, что немногим лучше — ты гастарбайтер без паспорта, — пользоваться даже большими деньгами бывает затруднительно.

Итак, имелись две самостоятельные задачи.

Первая — стать богатым.

Вторая — суметь воспользоваться богатством. Если не мне, то хотя бы Наргиз.

Когда я пытался посвятить ее в ход своих мыслей, она переставала смеяться. И начинала плакать.

Ей не хотелось быть богатой в одиночестве.

Возможно, я виделся ей единственным приличным человеком в этой вселенной. Потому что раньше ей попадались только неприличные.

Пришлось раздумывать самому.

И чем больше раздумывал, тем меньше оказывалось вариантов.

Вообще не оказалось вариантов, кому бы я мог доверить деньги и Наргиз. Точнее — Наргиз и ее деньги.

Относительно приемлемым, как ни странно, мне сейчас представлялся только долбанутый профессор, столь ловко лишивший меня четырех кровных «лимонов».

Я так сконцентрировался на внезапно пришедшей в голову мысли, что почти отвлекся от жены. Впрочем, ее это никак не напрягло. Потому что она, в свою очередь, в данный момент интересовалась только трехцветной кошкой, трущейся о ее ногу. Похоже, это было второе приличное существо во вселенной, потому что Наргиз оторвала кусочек своего расчудесного бутера и дала кошатине. Та с довольным видом — и так же аккуратно — поглощала добычу.

А я напряженно размышлял по поводу профессора.

Как же до меня раньше не доперло! Уже многое можно было бы предпринять.

Профессор, несомненно, умен и со связями — раз.

Второе — он охоч до бабла. Это очень важно, потому что не азартный человек не склонен к риску за деньги.

И наконец, что, может быть, самое важное — профессор вполне упертый мужчина. То бишь — не вполне рациональный. И это вообще замечательно, потому что любой рациональный мужик после моей смерти заберет у беззащитной Наргиз все деньги.

А еще его упертость важна потому, что игра предстояла серьезная. И что-то мне подсказывало, что если этот тип даст слово — то он его не нарушит.