Террористка Иванова - Эдуард Володарский (2009)

— Так, я понял. Чего она хочет? Меня? Понял, понял… За что? У нее крыша поехала, Голубев. Никак эту бутыль у нее отобрать нельзя? А вы пробовали? Понимаю… Давно так сидите? Тяните время, тяните! Она устанет так сидеть, понимаешь, устанет! В туалет захочет, в сон потянет… А я сейчас спецназ вызову… Что значит не надо? У тебя чего, Голубев, тоже крыша поехала?

— Ну-ка, дай я ему скажу, — потребовала Полина, и Голубев послушно протянул ей трубку.

— Надеешься, что устану, да? В туалет захочу? Бдительность притупится? Не надейся, Пилюгин, я этого не допущу. Я не буду ждать, пока ты спецназ организовывать будешь. Я тебе даю еще час. Если ты сюда не придешь один и без оружия, я взорву всех твоих оперов. Да, и себя, конечно. Нет, Пилюгин, тебе этого не понять — как это можно так с собой покончить? И не напрягайся, все равно не поймешь. Твои подчиненные погибнут, а ты жить останешься — трусом! И твои сослуживцы, и начальство — все будут знать, что ты трус, понял? И жена твоя будет знать, кто ты на самом деле. И дети твои вырастут и узнают, что их папаша — трусливая шкура! Своих товарищей подставил, чтобы свою шкуру спасти! — Она вся вздрагивала от ярости, и палец на спусковом крючке нервно дергался. — Тут так рванет, Пилюгин, что не только твои подчиненные пострадают — тут весь этаж разнесет! Так что приходи, тогда твои ребята смогут спокойно уйти… У тебя час есть, товарищ майор! — и Полина швырнула трубку на аппарат, яростными глазами посмотрела на оперов. Опера молчали, смотрели на Полину.

— Поняли, что я сказала? Час у него есть. И у вас — тоже… — Она выудила одной рукой сигарету из пачки, щелкнула зажигалкой, продолжая сжимать в другой руке револьвер, приставленный дулом к черной сумке.

Пилюгин выключил мобильник и сунул его в карман. Он стоял, словно оглушенный, ничего не соображая. Медленно он добрел до своих «Жигулей», тяжело уселся на заднее сиденье, откинулся и закрыл глаза.

— Что с тобой, папа? — спросила Галка. — Заморочки на работе?

— Да… — едва слышно ответил Пилюгин, не открывая глаз.

— Большие?

— Да.

— Что будем делать? — строго спросила Галка.

— Подожди, Галчонок… дай сообразить, в какую задницу я попал…

Галка и Витька послушно молчали, жевали жвачку. А Пилюгину вдруг вспомнилось…

— …Я полагаю, майор, после всего, что произошло, он не будет ходить на свободе? — спросил Муравьев, вальяжного вида, холеный мужчина лет сорока пяти, в дорогом костюме и очках в золотой оправе.

— Так он и так арестован, — не понял Пилюгин.

— Я хочу сказать, чтобы его до суда не выпустили под подписку о невыезде.

— Ну, это как прокурор с судьей решат. Мое тут дело десятое.

— Не так, майор, не так. Если вы сделаете соответствующее представление, его оставят в тюрьме до суда. Поймите меня правильно, я только недавно выписался из больницы, так что второго покушения на мою жизнь мне не нужно… И вообще, мне хотелось бы, майор, чтобы следствие шло побыстрее и, как говорится, со всей пристрастностью. Чтобы этот сумасшедший чеченец, то бишь герой чеченской войны, получил на всю катушку, вы меня понимаете?

— Суд решать будет, уважаемый…

— Но решение суда будет зависеть от выводов следствия и заключения прокуратуры. Вот мне и хотелось бы, чтобы на суде прокурор потребовал максимального срока наказания. И я готов соответствовать… стимулировать, так сказать…

— Каким это образом?

— Обыкновенным, майор, самым банальным… — Муравьев сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул конверт и положил перед Пилюгиным. — Здесь десять тысяч долларов. Столько же пообещайте… ну, вы, я уверен, знаете, кому надо пообещать. Я, конечно, тоже знаю, но мне хотелось бы, чтобы это сделали вы, майор. Я уверен, у вас надежней получится. Да и дело-то совсем не сложное… преступник должен получить по заслугам, только и всего.

Пилюгин смотрел на пухлый конверт и молчал. Муравьев терпеливо ждал.