Бабочка на огонь - Елена Аверьянова (2005)

— Ладно, проехали, — оборвала продюсера Груня и сладко потянулась, размечтавшись вслух. — Сделаем чес по провинции, и будут закрома. Закромищи. — Она потрясла кулаком, грозя кому-то. — Заплатим всем сразу. А Борька — туз крапленый — сам прибежит ко мне, еще умолять будет, чтоб я на его дешевом «Музоне» выступила. Кстати, как насчет кашки, милый? Груня хочет кушать, — певица вытянула пухлые губки и покачала головой вправо-влево, как китайский болванчик.

— Все готово, — грустно вздохнул Сашок, не веря Груниным мечтам, но и не пытаясь разубедить подопечную.

Глядя, как певица уплетает манную кашу, думал:

«Нам бы еще день простоять да ночь продержаться. А еще лучше — год побарахтаться на сцене. На полдомика в Сочи у меня уже есть. Поднакопить еще деньжат и свалить отсюда с Анькой, дурой моей единственной».

Облизав ложку, Груня с сожалением посмотрела на кастрюльку — еще хочется, да интересы дела не позволяют есть вволю, фигуру блюсти надо.

— Куда хоть поедем-то? — недовольно спросила певица продюсера.

— Я ж тебе показывал уже, — Сашок положил перед Груней список городов, которые следовало «прочесать».

— Ой, — скорчила гримасу певица, читая вслух. — Глухомань какая. Вологда, Архангельск, Тверь, Ростов, Любимск… В Любимск не поеду, — сказала она странно изменившимся голосом.

— Поедешь, — приказал продюсер. — Билеты уже проданы. Платить неустойку за срыв гастролей нечем.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — с застывшим взглядом ответила Груня.

— Это ты не понимаешь, куда мы катимся, — не остался в долгу Сашок. — Эти гастроли — наша последняя надежда, шанс на спасение. Я и их-то с такими сложностями выбил, что не дай бог тебе когда-нибудь в это окунуться. Да что тебе объяснять. Не поймешь ведь. Привыкла на всем готовеньком жить.

— Почему ты раньше не показал мне список? — спросила Груня, понимая, что «поезд ушел» и ехать все равно придется.

— Я показывал.

— Значит, я была пьяная, значит, я была невменяемая, значит, была никакая, — закричала певица, вцепившись продюсеру в передник.

Когда взрыв ярости прошел, она ткнулась в живот любовнику головой и тихо сказала:

— Саша, если ты меня любишь, сделай так, чтобы я не попала в Любимск. Я поеду куда угодно — в стойбище оленеводов, в любую горячую точку, только не в Любимск.

— Не дури, Анна, — ответил продюсер и легонько оттолкнул певицу. — Кончай ломать комедию.

Сняв передник, Сашок ушел сначала с кухни, а потом собрался и вовсе вышел из квартиры — подышать свободно.

Груня Лемур, она же Аня Григорьева, осталась одна, если не принимать во внимание мыслей о прошлом. Они, как тени от листьев большого дерева за окном, мелькали по ее лицу пятнами.

По паспорту Анна Владимировна Григорьева давно считалась москвичкой. В свое время ей стоило это недорого. Тысяча баксов в руки паспортистки, которую к тому же вскоре за взятки уволили с работы, и местом рождения певицы Груни Лемур — восходящей звезды эстрады — стала столица нашей Родины.

— Деревянный домик, в котором я родилась, давно снесли, — со вздохом рассказывала внимательным интервьюерам набирающая высоту певица. — Соседи разъехались. Остались одни воспоминания.

Уличить во лжи Груню Лемур никто уж не мог, да и не хотел — девушка была красивой, обаятельной, и молодым журналистам обижать ее недоверием не хотелось. К тому же для них и для публики, интересующейся певицей, занявшей первое место в первом хит-параде всероссийского радио, происхождение Груни не имело значения. В отличие от самой певицы. Имея столичные корни, она чувствовала себя увереннее, потому что никто не мог ей сказать, что она со свиным рылом в калашный ряд залезла. Никто и никогда не говорил ей этого, кроме ее же комплекса провинциалки. Посмотрев в паспорт, в котором местом рождения теперь значилась Москва, Груня почувствовала, что и комплекс замолчал.