Бабочка на огонь - Елена Аверьянова (2005)

— Разреши, господин, солдату-инвалиду, который Родине отдал свои руки-ноги, послушать любимую певицу. Мы не помешаем, тихонько в углу посидим.

Груня, словно услышала, что монашка у Сашка просит, опередила продюсера, крикнула на весь зал, чтобы все техники, осветители, парни из ансамбля и местные уборщицы слышали:

— Путин инвалидам пенсии повышает, а я что — хуже? Пусть слушают, как я репетирую. Давайте музыку к любимой моей.

Ансамбль заиграл единственный Грунин хит, с которым она на музыкальный Олимп и залезла — «Любите, люди, друг друга!».

Инвалид сжал один кулак. Монашка глубоко вздохнула, чтобы не сорвать дело сейчас. Если бы Груня только знала, кому она песню поет, если бы только знала… Но Груня думала, что Олеся сбросилась с вышки и свернула себе шею, а Олесин молодой муж — Андрей — погиб в Афганистане. Так, двадцать лет назад, написала дочери мать — Людмилка, которой Груня не ответила.

Втянувшись в репетицию, Груня не заметила, когда и как инвалидная коляска и сопровождающая ее монашка исчезли. Словно их тут и не было.

— Даже не поблагодарили, — спохватившись, обиделась певица и расстроилась. — Я стала сентиментальной.

Обида и расстроенные чувства очень хорошо легли на мотив и слова медленной жалостливой песни из репертуара Груни. Сашок даже прослезился и воспрял духом от явного творческого подъема певицы, которую многие средства «желтой» массовой информации и столичный музыкальный бомонд рано «списали в обоз».

— Что-то с ней явно происходит, — подумал Сашок. — Открылось второе дыхание — вот как это называется. Ай да Анька!

От блестящих перспектив, ожидающих Груню Лемур, открывшихся проницательному взору продюсера, Сашку стало радостно и тревожно. Он знал, что так бывает с некоторыми певицами, заполонившими эстраду, с очень немногими из них, с теми, которые хоть и взлетели в музыкальное поднебесье страны с чьей-то ощутимой помощью, да и сами за душой кое-что имели.

«Разве песня поется только голосом? — знал Сашок еще в пору, когда был ресторанным баянистом. — Песня поется сердцем, человеческой индивидуальностью, которую дарит нам природа. Выстави свою индивидуальность на показ — и тебе удивятся, ты — в фаворе у судьбы. Спой песню не так, как до тебя ее пели другие, а как тебе лучше поется. Вот Аня сейчас это и сделала. Может быть, первый раз за все время, что я ее знаю».

«За первым разом придет второй, третий, — размечтался счастливый Сашок. — Начнет Груня петь, как зрелая певица без возраста — умно, мастерски, сердцем. Только отчего это случилось здесь и сейчас? Нет ли какой конкретной причины для моей неожиданной радости — Груниного вдохновения? И где, наконец, милиционер, который должен народную певицу охранять от лишнего народа?»

Сашок покрутил головой, но так и не заметил на балконе незаметно стоявшего в дверях крепыша, который внимательно смотрел на сцену и в зал, а не улыбался, как солнышко. Потому что здесь это вовсе ни к чему было.

В гробовом молчании сестра Ксения прикатила коляску с инвалидом в тень деревьев. Отсюда Волга хоть и видна была, да все одно хотелось подъехать к ней, родной им сейчас, поближе.

— Она думает, нас давно на свете нет. Она нас не узнала, — под шум волны сказала Олеся Андрею.

— Отчасти она права, — ответил он, не глядя на свои культи, имея в виду и их тоже.

Больше отсутствия конечностей его беспокоила Олеся: закусила удила, знаки «Крутой поворот», «Ограничение скорости» не видит. Знак «Уступи дорогу» снесет грудью и сама погибнет.

«Эх, сделать бы все самому, взять грех на себя, любимую только потом поставить в известность: я отомстил, на мне, только на мне — грех. Как же неудачно я на мину-то встал».

Вниз по течению текли воды реки, вниз по течению — воспоминания о последнем в жизни Андрея дне афганской войны.