Лили - Патриция Гэфни (1998)

Лили медленно выпрямилась. Они были примерно одних с нею лет, может, на год или на два старше. До своего появления в Даркстоуне она и не подозревала о существовании невидимой, но ревниво охраняемой границы между низшими и высшими слугами в большом помещичьем доме. Среди женской прислуги самое высокое место в домашней иерархии занимала камеристка, личная горничная знатной дамы (она считалась даже важнее экономки!), и женщина, сумевшая добраться до заветной вершины, никогда не позволяла нижестоящим позабыть об этом. Лили презирала царившую среди слуг кастовость. Ей была отвратительна жестокая мелочность распорядка, согласно которому служанка, переведенная из поломоек в посудомойки, удостаивалась приветствия со стороны горничной, прислуживающей за столом. Но по крайней мере она узнала, что не одни только богатые бывают высокомерны и презирают тех, кто стоит на более низкой ступени общественной лестницы. Оказалось, что это черта характера, свойственная людям вне зависимости от имущественного состояния. Лили поняла для себя, что жесткие сословные различия заставляют каждого проявиться с наихудшей стороны.

Положив на место последнюю вилку, девушка обернулась к оскорбленным в лучших чувствах камеристкам с самой любезной улыбкой.

– А где бы вы хотели пообедать? За каким столом? – спросила она, произнося последнее слово с тем же искусственным пафосом, который уловила в интонации надменной мисс Тернер.

Камеристка настороженно прищурилась.

– Разумеется, в комнате миссис Хау! И безусловно, мы в рот не возьмем той размазни, которую ваша повариха называет тушеной рыбой.

– Ну, разумеется, нет, – согласилась Лили. – Раз вы обедаете за одним столом с нашей достопочтенной экономкой, вам предложат кое-что получше. По деревенским меркам, конечно.

Мисс Тернер хмыкнула. Сама не зная почему, она почувствовала себя задетой.

– Дерзкая девчонка! Откуда ты родом?

– Из Корнуолла, откуда же еще? Это, в сущности, дикий край, страна сардин и варваров. Прошу меня извинить, я пойду и накрою еще на два прибора в столовой миссис Хау.

И Лили бочком пробралась мимо двух элегантных особ, проводивших ее изумленными взглядами.

Когда она вернулась, они все еще находились в столовой для прислуги и даже – очевидно решив, что сподручнее наслаждаться собственным величием на публике, а не с глазу на глаз, – присели за тот самый стол, от которого пятью минутами раньше отвернулись с презрением. Сочтя общество дворецкого достойным внимания и сделав вид, что не замечают остальных слуг, пришедших в столовую, молодые особы принялись перечислять молчаливому Стрингеру все то немыслимое количество багажа, с которым пустились в путь их хозяйки. Мисс Тернер яркими красками живописала, с каким смятением Джошуа, чернокожий лакей леди Алисии, встретил известие о том, что ему на этот раз не придется сопровождать хозяйку. Наряженный в изумрудно-зеленую атласную ливрею, шелковые чулки и напудренный парик, Джошуа был домашней гордостью и достопримечательностью баронов Фэйрфаксов. Мисс Тернер клялась, что от него пахнет духами сильнее, чем от самой баронессы.

– Настоящий павлин, уверяю вас, и всей душой предан ее светлости. Конечно, она берет его с собой повсюду и души в нем не чает. Но леди Элизабет настояла, чтобы на этот раз его оставили, потому что она взяла в дорогу свою маленькую собачку, а для двух талисманов, по ее словам, в карете не было места. Бедный Джошуа, как услыхал, что его не берут, тут же расплакался, точно дитя малое, а лицо у него напудрено, и на щеках появились черные дорожки от слез.