Аферистка - Кристина Грэн (2005)

Возможно, любовь — не что иное, как любопытство, когда хочется познать и понять другого человека. Когда предпринимаешь отчаянную попытку слиться душой и телом с любимым, раствориться в нем, овладеть им. Эта обреченная на неудачу попытка заканчивается дружбой или враждой, привычкой или порабощением, эротической нетребовательностью или сексуальной привязанностью. Когда любопытство удовлетворено, наступает время критической переоценки, эмоционального отдаления, взвешивания сил.

«Любовь влюбленным кажется опорой», — писал Бертольд Брехт в одном из своих лучших стихотворений. Во всем, что касается любви, он реалистический поэт.

В мюнхенских кругах, в которых вращался Геральд, Брехт не был популярной фигурой. В этом городе жили деловые люди, не любившие делить шкуру неубитого медведя. Они делали деньги, заводили полезные связи и знакомства, заключали сделки. Кулинарные и культурные мероприятия служили святой цели — приумножению капитала. Вокруг королей с туго набитым кошельком толпились придворные, клоуны и шуты, а также фаворитки и сплетники, распространявшие новости.

Геральд Фрайзер, строительный подрядчик, был крупным специалистом в своей отрасли, он владел несколькими обществами с ограниченной ответственностью, а также земельным участком в Богенхаузене. Я любила этого человека. Он был добр ко мне. Он разрешал мне ходить с ним на деловые встречи и культурные мероприятия, тратить его деньги, массировать ему спину, спать с ним в одной постели, устраивать вечеринки, заказывать столики в «Жуке». Его друзья — а их у Геральда оказалось много — называли меня «прекрасной Феей». Моя жизнь была легка и приятна. Я жила для него, а он для меня. Сидя между ногами Геральда, я натирала его спину ароматическими маслами. Я улыбалась ему, когда его партийный босс жадно заглядывал в глубокий вырез моего платья. Я носила шубу, драгоценности и кружевное нижнее белье, купленные Геральдом. Когда я хотела есть, он вел меня в ресторан. Он любил меня даже тогда, когда напивался или проигрывал крупную сумму в казино.

Жизнь была для нас сплошным удовольствием, пока банки давали кредиты и строительство домов приносило прибыль. Один строительный объект финансировал следующий, таковы были правила игры. Главным в жизни считались деньги и секс. Мир представлялся магазином самообслуживания, и кто не получал в него доступ, сам был виноват. Журналисты многое знали, но не обо всем писали. Нужно еще доказать, что так, как поступает большинство, делать нельзя. Я забыла Брехта. Тогда мне было легче что-то забыть, чем помнить. Легче плыть по течению, чем сопротивляться ему. Легче ничего не делать — ни дурного, ни хорошего.

— Продажное болото, — говорил Геральд о своем любимом Мюнхене.

То, что он — часть этого мира, ничуть не облегчало моего положения, я не могла не чувствовать себя дочерью сидящего в тюрьме мошенника. Геральд никогда не упрекал меня, однако между нами существовала какая-то недосказанность. Если кто-нибудь спрашивал о моих родителях — что, впрочем, случалось нечасто, — Геральд сначала бросал на меня многозначительный взгляд, а затем отвечал, что я дочь крупного кенийского землевладельца. Я чувствовала в его словах не только иронию, но и жестокость. Он любил смеяться над другими людьми. Я знала за ним такую слабость. Его придворные шуты — артисты, повара, помощники, сплетники — должны были излучать веселье и поддерживать хорошее настроение. Быть сдержанным и не смеяться приравнивалось к смертному греху.

Многие мои новые знакомые нюхали кокаин, чтобы постоянно находиться в приподнятом настроении. Геральд не прибегал к наркотикам, опасаясь привыкнуть. Он боялся незаметно для себя перейти ту невидимую грань, которая отделяет победителя жизни от проигравшего, аутсайдера. Я тоже иногда нюхала кокаин, чтобы стать еще беззаботнее в этой лишенной всяких забот жизни. Однако я отдавала предпочтение алкоголю — прекрасному способу легального бегства от трезвых мыслей.