Хищная книга - Мариус Брилл (2006)

Через Местре или мимо него ежегодно проезжают со всей возможной быстротой два миллиона туристов, и каждому неожиданно приходит в голову одна и та же мысль при виде эстетической противоположности, которую Местре собой являет. Город Местре можно назвать уродливым, но уродливым только в том смысле, в каком Майкла Джексона можно было бы назвать слегка чудаковатым, а соус чили, поданый flambe, в пламени горящего ракетного топлива, — теплым. Если Венеция — это красота каналов, то город Местре — это уродство канализации: смердящий, облепленный мухами, разлагающийся; пересеченные варикозными автодорогами унылые промышленные зоны, грязные путепроводы, железнодорожные тупики с ржавыми рельсами и мусор, отбросы миллиарда отдыхающих, понемногу сжигаемые, так что в средиземноморское небо извергаются клубы жирного черного дыма. Город, состоящий из одних окраин; строго утилитарная, постоянно расширяющаяся индустриальная пустыня, приспособленная под жилье для перемещенной бедноты, для вытесненных дороговизной, но привязанных работой к побережью бездомных изгнанников из соседнего города. Ведь за илистым берегом с пятнами мазута, за полосой прибоя с ее презервативами и пластмассовыми бутылками, меньше чем в двух километрах через волны лазурной лагуны, прямо на виду у своих невольных эмигрантов расположена жемчужина Адриатики. Достаточно близко для того, чтобы любой ощущал идущий от него магнетизм, там высится неземной образец совершенства, самый красивый памятник Возрождения, который, как и многие другие привлекающие туристов достопримечательности, слишком хорош для своих коренных жителей. Там стоит сама Серениссима, Венеция.

Два города соединяет единственный узкий мост. Здесь автомобильная и железная дороги сходятся и рядышком идут на скопление венецианских островков, в эту столицу романтики. Когда «Восточный экспресс» вырвался из зловонного смога, окутавшего Местре, и помчался по мосту, Миранда и Фердинанд посмотрели на мятущиеся воды лагуны с тем чувством облегчения, которое испытали и все остальные пассажиры, с какой-то совершенно иррациональной благодарностью за то, что поезд не остановился в Местре. Они попивали шампанское и разглядывали на стекле следы первых тяжелых капель ливня, когда громовой раскат возвестил о начале традиционной средиземноморской бури, что, кстати, было весьма сходно с тем, как святой Марк вообще основал Венецию.

Миранде пришла в голову поразительная мысль.

— Противоположности сходятся, — задумчиво проговорила она, глядя в окно поезда. С минуту, пока дождь еще не совсем залил стекло, она вертела головой влево-вправо, сравнивая изысканность с безыскусностью, божественное зодчество с архитектурным убожеством.

«Противоположности сходятся», — подумали все остальные направляющиеся в Венецию пассажиры.

«Противоположности сходятся», — подумал Фердинанд, глядя на автомобильную дорогу рядом с рельсами и с улыбкой заметив на ней темно-зеленый «бентли»; шедевр автомобилестроения мчался в город, где нет дорог. Но ведь машина была просто запасным вариантом, мерой предосторожности; как бы ни мала была вероятность, но если Фердинанду придется нейтрализовать Миранду и быстро исчезнуть из города, она должна его ждать в укромном месте. Однако Перегноуз прекрасно уложился в график, возможно, он не так неуклюж, как кажется. Фердинанд посмотрел на Миранду, девушку, чье сердце он должен либо разбить, либо прострелить, прежде чем наступит завтрашний рассвет. Она сосредоточенно старалась одновременно охватить взглядом город, куда направлялась, и город, из которого они выехали. От этого уже рябило в глазах, и Фердинанд отвернулся в сторону расплывающихся под дождем задних огней «бентли»; правда, он не мог видеть, что в машине не один пассажир, а двое.

«Противоположности сходятся», — рассеянно подумал Перегноуз, глядя на Барри, хмурящего свои мощные неандертальские брови на дорогу впереди.