Хищная книга - Мариус Брилл (2006)

То, что последовало, невозможно описать деликатно, потому что это вовсе не было деликатным; не стану и пытаться. Если вы спросите мое персональное (или в моем, книжном, случае — экземплярное) мнение, то я предпочел бы помнить произошедшее, как свойственно людям, весьма и весьма смутно. «До» и «после» запоминаются как-то лучше, чем сама постельная сцена, которая обычно воспринимается как горстка разрозненных образов и непередаваемых ощущений. Я в затруднении не из-за ревности, нет, я не ревную. Только взгляните на меня, я не был создан для физической близости с Мирандой. Просто люди меняются, когда дело доходит до секса, как меняются и книги, их стиль и цели. Люди готовы на время отказаться от своего неверия в самих себя и попробовать себя в других, более романтичных или непристойных, откровенно примитивных ролях. Вы становитесь другим, высвобождается та часть вашего «я», которая до этого дремала невостребованной, это другой человек, он лучше, честнее, он понимает истинную радость давать и получать, не обременяя себя правилами приличия. На эти несколько кратких мгновений — единственное время в вашей жизни, когда пять ваших чувств задействованы и насыщены все сразу — вы становитесь персонажем собственных фантазий, парящим над реальностью.

До тех пор Миранда всегда воображала, что ее плотская любовь с рыцарем на белом коне окажется настолько далека от обычных человеческих чувств, что будет неизъяснимой, сведется к многоточию… к которому прибегало так много моих застенчивых романтических коллег в библиотеке. Или, хуже того, это будет пестрое собрание стыдливых метафор, от его восставшего «мужского естества» и «цветка ее скромности» до «корня страсти», проникающего в «грот наслаждений». Но чтобы у вас создалось хоть какое-то впечатление о значении того, что было у них дальше, я вынужден буду обратиться к повседневному лексикону Миранды: это его «член» встал, и ее «штучка» промокла. Примитивно, быть может, но что плохого в том, чтобы признать и принять этот низменный, и грязный, и чисто биологический, и радостный акт слияния плоти и ее жидкостей?

Может быть, если бы Миранда вспоминала это событие позже, она дала бы ему более возвышенное название, например: «заниматься любовью». Или, приняв мужскую точку зрения, просто: «заниматься сексом». Как бы то ни было, тогда, когда это произошло, они были лишь двумя сторонами одной монеты, на которую, какой ее стороной ни поверни, купишь ровно столько же сладких пряников. То, что произошло, для Миранды не имело названия; это было экстатическое выражение ее чувств, которые она больше не могла вмещать в слова и жесты.

А как это виделось мне, с моей боковой прикроватной линии? Ну, когда на это смотришь со стороны, это настоящая порнография. Она была порнозвездой, а он был жеребцом. Но как мне еще было на это смотреть? Я выполняю свое назначение. По крайней мере, с помощью порнографии, как фетиша, книга, вообще-то считающаяся вещью бездушной и неодушевленной, способна возбуждать реальный отклик. Итак.

* * *

Ко времени возвращения Миранды и Фердинанда в свою спальню ветер сотрясал оконное стекло, а дождь задумчиво в него барабанил. Когда Фердинанд закрыл входную дверь, ни он, ни Миранда не потянулись к выключателю. По всей комната как живые бегали неяркие отсветы уличных фонарей, отраженные от волн внизу, они безмолвно скользили по стенам и потолку, над кроватью, вспыхивали в зеркале. Сияние этих волшебных лучей струилось по его лицу, оно лилось на лицо Миранды, дробилось в бриллиантах дождевых капель на стекле. Это нежное свечение ласкало двоих, глядящих друг на друга и молча, жадно целующихся.

Когда руки Фердинанда скользнули ей на ягодицы, он вдруг остановился. На один панический миг Миранда подумала, что он только сейчас осознал абсолютную необъятность ее грандиозной тазовой сферы. Но он одними губами шепнул ей на ухо:

— Сними их.