Оглядываясь назад, можно сказать, что книги, которыми я пользовался в нашей библиотеке, учитывались в моей карточке, и их тематика могла навести «человека в Виктории» на определенные подозрения. И все же, когда встретивший меня в доме на набережной Миллбанк добродушный лысеющий сотрудник разведки протянул мне фотокопии той самой главы, которую вы сейчас читаете, я совершенно растерялся.

— Прежде чем мы начнем беседу, — сказал он, протягивая мне ручку, — подпишите это.

Он указал на лежащий на столе бланк с текстом Закона о секретности. Сгорая от любопытства, я подписался и вернул ему ручку.

— И еще, Пеннигрош, — начал он довольно агрессивно, — сами понимаете, теперь, когда вы это подписали, — он кивнул на документ, — если вы, выйдя отсюда, расскажете или запишете хоть что-то из того, что здесь услышите, это будет расцениваться как государственная измена. В нашей стране за это до сих пор полагается смертная казнь.

Я кивнул.

— Так вот, узнать мы хотим, кто именно передал вам эту информацию, их имена, адреса и так далее. — Он встряхнул перед моим лицом страничками фотокопий.

— Это просто исследование, — ответил я ему, пытаясь приветливо улыбнуться, — выводы, полученные с помощью книг, изысканий. Это гипотеза.

Мой дознаватель оказался по-военному упертым и около часа отвергал все мои доводы, пока до него постепенно не стало доходить, что и такой вариант может быть правдой.

— А тот факт, что я оказался у вас, — закинул я удочку, — и вы задаете мне такие вопросы. Не означает ли это, что я угадал правду? Это действительно Министерство любви? Образно говоря, конечно?

Слегка побледнев, он вышел из комнаты, вскоре вернувшись с симпатичным молодым человеком, которого я узнал — лет пять назад он окончил колледж Сент-Джон. Новый собеседник радушно пожал мне руку, восторженно отозвался о моих лекциях, принялся меня обхаживать и потчевать, словом, показал, что неучтивы только неучи.

— Итак, профессор, — сказал он наконец, — уверен, что у столь интеллигентного человека, как вы, не вызовет удивления, что мы с некоторых пор следим за вами. Главным образом потому, что мы уверены — вы нужны нам и нашей стране.

— Вы предлагаете мне работу?

— Ну, разумеется. Мы хотели бы, чтобы вы к нам присоединились, помогали присматривать за светлыми головами, появляющимися в университете. — Юноша написал на листке бумаги какие-то цифры и подвинул его ко мне. — Столь деликатное поручение требует соответствующих гонораров.

Я взглянул на сумму, до неприличия круглую, развратную, как огромная силиконовая грудь, и понял, что отказаться от такого предложения было бы нереально. Меня, мою диссертацию, они расценивали как угрозу и не хотели головной боли со мной, предпочитая, чтобы я сам встал на их сторону. Они покупали мое молчание. Разве я мог согласиться? Но если я откажусь, мне придется жить, никогда не зная, откуда ждать удара, где меня подстерегает опасность, и, самое, наверное, худшее, я никогда в точности не буду знать, как вообще функционирует заговор любви, тот механизм, разобраться в котором я так долго пытался.

Я согласился, дорогой читатель, согласился не из страха, но из любопытства. Я заполнил и подписал вербовочную анкету, я возложил руку на нужную книгу и принес присягу — в общем, за какой-то час я стал добропорядочным, высокооплачиваемым шпионом.

— Приветствуем вас в наших рядах, — сказал молодой человек, снова пожав мне руку и лучезарно улыбаясь. — В ближайшие несколько недель условимся о способах выхода на связь и так далее.

— А это, — сказал я, указывая на фотокопии моего труда, — со всем этим я могу распрощаться?

Молодой человек нахмурил брови со старательной серьезностью:

— Да, боюсь, что сотруднику секретной службы не подобает публиковать теории о том, чем занимается его ведомство.

— Но это не просто теории, — возразил я, — не так ли?

Молодой человек довольно долго смотрел на меня.