Священная земля - Барбара Вуд (2006)

Шаманы всех кланов собрались в божественной хижине, из которой через отверстие в крыше поднимался священный дым. Уныние витало над поселением. Марими испуганно рыдала, уткнувшись в колени матери, ее молодой муж рассерженно ходил перед жилищем, — все ждали решения.

Когда шаманы вышли наружу, Опака торжественным голосом объявила Марими и мальчика изгоями. Они стали мертвецами.

— Нет! — вскричала Марими. — Мы не сделали ничего плохого!

Муж Марими плюнул на нее и отвернулся.

Она бросилась к ногам матери, моля ее о помощи. Но мать повернулась к ней спиной, запела поминальную песнь и плакала пять дней и ночей.

Во время церемонии изгнания, когда племя встало в круг, повернувшись спинами к Марими с мальчиком, Опака отняла у них имена, одежду и пожитки. У них не осталось ни копья, чтобы добыть пишу, ни корзины, чтобы нести семена, ни меха, чтобы укрыться от холода. Став призраками в телесной оболочке, они должны были жить за пределами лагеря и круга и надеяться лишь на себя, теперь их судьбы были в руках богов.

* * *

Они умирали.

Прижавшись друг к другу на краю поселения, не пересекая границу, отмеченную талисманами Опаки и таинственными символами, которые она вырезала на стволах деревьев, Марими и мальчик с апатией наблюдали за плясками на поляне, женщинами, занимавшимися плетением корзин, и игравшими мужчинами. Первая и вторая семьи Марими и Пайята оплакивали своих родственников. Они остригли волосы, вымазали грязью лицо и грудь и не притрагивались к мясу в течение полного цикла луны. Всем теткам и двоюродным сестрам было запрещено плести, мужчин не пускали на танцы, а братьев Пайята и овдовевшего мужа Марими на целый месяц лишили права ходить на охоту. Никому нельзя было вступать в половые сношения, есть вместе с членами других семей и пересекать тень Опаки или других шаманов.

Семь ночей изгнанники боролись за выживание. Их животы уже крутило от голода, когда Марими и мальчику удалось найти место для ночлега — яму, которую Марими выстелила листьями. Она прижала Пайята к себе, чтобы согреть его, но они оба дрожали всю ночь, и малыш плакал во сне. В ту первую ночь Марими смотрела на звезды, чувствуя, как странное оцепенение сковывает ее руки и ноги. Она боялась не собственной смерти, а участи, которая ждала ее еще не родившегося ребенка. Она положила ладони на живот и ощутила под ними трепет новой жизни. Где ей найти еды, чтобы прокормить себя и ребенка? Если Марими ежится от холода, то каково ее младенцу? И когда наступит весна, не родится ли он мертвым из-за проклятия, наложенного Опакой?

Без юбки из оленьей шкуры и кроличьей накидки, без тепла костра и меховых одеял, оставшихся в хижине, Марими оказалась во власти таких холодов, которых раньше даже не могла себе представить. Ее пальцы онемели, а кровь словно замерзла в жилах. Она никогда так не дрожала, как сейчас, прижимаясь к маленькому Пайяту, у которого слезы замерзали на лице, пока он плакал и звал свою мать.

Марими не знала, что хуже — холод или охвативший их страх.

Каждое утро с восходом солнца шаманы кланов произносили заклинания, разжигали костер, посылая к небу священный дым, и разбрасывали семена на четыре стороны, чтобы задобрить богов, выказать уважение и благодарность. Могущественные талисманы, освященные шаманами, висели у входа в семейные жилища, отгоняя зло и болезни. Хижины строили в форме круга, самого священного из символов, располагая их по кругу вокруг круглой площадки для танцев. Все поселение из пятисот семей, насколько мог видеть глаз, образовывало круг, и безопасность хранилась в этом круге.

Но Марими и мальчика изгнали за границу круга, их бросили наедине с враждебной и опасной природой, где уже не действовала магия шаманов.