Священная земля - Барбара Вуд (2006)

В этой загадочной и пугающей местности повсюду бродили призраки — они обитали в суглинистой земле и зловещих тенях, скрывались в ежевике и шиповнике, жили над их головами в ветвях деревьев, готовые в любой момент спуститься и завладеть их телами. Раньше Марими не бывала в лесу одна, они ходили сюда всей семьей, а возглавлял шествие шаман, отгонявший духов трещотками и священным дымом. Но теперь, в одиночестве и без защиты круга, она оказалась в страшном месте, где со всех сторон слышался шепот и шуршание призраков, они проносились мимо нее, дразня, насмехаясь и угрожая.

Хуже всего было то, что они с мальчиком лишились возможности слушать истории. Именно сказки, рассказываемые у костра, связывали членов племени. Мифы и поверья, звучавшие в ночи, соединяли прошлые поколения с нынешними, и так было с самого начала времен. Отец Марими, как и все отцы топаа, передавал им истории, услышанные у костра своего отца, который узнал их от предыдущих отцов, те от своих, и так до самого первого отца, рассказавшего самую первую историю. Но Марими и Пайят были отлучены от преданий, и, следовательно, от кланов и семей, и не могли вернуться в объятия племени. Они бродили на краю поселения, питаясь ягодами можжевельника и кедровыми орехами, которые проглядели собиратели. Но этого было мало, поэтому Марими и мальчик ослабли от голода. Дни сменялись ночами, и вскоре у них не осталось сил, чтобы искать ягоды. Марими понимала, что настал момент, когда они с Пайятом должны встретить смерть, и не было шамана, которого они могли бы попросить о помощи богов.

Она смотрела на луну сквозь ветви. Это было запрещено, ибо являлось привилегией шамана. В клане любили рассказывать о родственнике, который так долго пялился на луну, что был наказан и забился в судорогах, пуская пену изо рта и суча ногами по земле. Но луна бывала и щедрой. Когда старшая сестра Тики не могла забеременеть, она поднесла редкие перья пустельги в дар Опаке, которая пошла в свою божественную хижину и попросила луну даровать женщине ребенка. Следующей весной у сестры родился мальчик.

Марими знала, что надо отвести взгляд, но не могла этого сделать. Ее душа напоминала последний уголек среди остывшей золы; обессилев от голода, девушка перестала бояться и думать о запретах. Лежа в небольшой яме, рядом со свернувшимся калачиком исхудавшим Пайятом, Марими созерцала сияющий круг на небе. Ее дыхание замедлилось, сердце трепетало под ребрами. Мысли сами собой обратились в слова, и, почти не осознавая этого, она прошептала:

— Преступление совершила я. Мальчик не виноват, так же как и дитя в моей утробе. Накажи только меня и позволь им выжить. Если ты сделаешь это, то я выполню все, о чем ты меня попросишь.

Ей показалось, что луна засветила ярче. Марими замерла, перестав моргать. Белое лунное сияние все усиливалось, слепило глаза и наконец хлынуло молочным потоком сквозь ветви деревьев, заливая ночное небо. Внезапно резкая боль пронзила ее голову, и Марими поняла, что даже сейчас от нее не отступала болезнь, мучившая ее с самого детства. То было наказание луны. Марими дерзнула заговорить с богами, и теперь ей суждено корчиться от боли, пока она не умрет. Пусть так и будет, подумала Марими, перестав сопротивляться и провалившись в самый глубокий сон из всех, что она помнила. Когда последние мысли уплывали прочь по волнам боли, она решила: я умираю.

Но Марими не умерла, и, пока она спала, к ней явился ворон, ее дух-проводник. Он указывал дорогу, летя впереди, и Марими брела за ним, пока не вышла к небольшой поляне в лесной роще, где увидела заросли ваточника.

Проснувшись на рассвете, чуть живая, но подгоняемая неведомой силой, Марими с трудом выбралась из ямы с листьями и пошла по пути, увиденному во сне. Найдя небольшую поляну с зарослями ваточника, она принялась жадно поедать крахмалистые корни, которые хоть и горчили, но были очень питательны. Потом она отнесла немного Пайяту и убедила его съесть их.