Идеальная ложь - Лайза Беннет (2005)

Мэг никогда бы не сказала этого вслух, но скульптуры Этана казались ей отвратительными. Они напоминали ей длинные, тонкие цветные воздушные шары, переплетенные в форме жирафа или собаки, какие обычно дарят ребятишкам на детских праздниках. Конечно, они были больше, грубее и сделаны из стекла. Мэг не понимала, как их можно выставлять, а тем более покупать. Но так работали Баскиа и Клементе[3], не говоря о представителях школы абстрактного экспрессионизма. Мэг не имела права критиковать современное искусство и допускала, что скульптуры Этана могут быть его частью. Она уже давно решила держать свои язвительные замечания при себе.

Этан подошел к одной из своих скульптур — фигуре оранжево-красного цвета, которая смутно напоминала Мэг гигантский фонарь.

— Одна из двух скульптур, которые купили, — сказала Ханна.

— Кто покупатели?! — спросила Мэг. Возможно, тон, которым был задан вопрос, выдал ее с головой, поэтому Ханна поспешила ответить.

— Коллекционер, знающий в этом толк. Он сказал, что у Этана большое будущее. Я надеюсь, вы оцените его потенциал. От мысли, что он до конца своих дней мог выдувать бокалы для вина, мне становится страшно.

— Конечно, вся семья поддерживает Этана, — ответила оскорбленная Мэг. Она думала о том, сколько Ларк пришлось работать для того, чтобы Этан мог хотя бы полдня посвящать своему чертову «искусству». Ларк собрала все свои сбережения и начала печь натуральный хлеб и булочки, которые продавала на местном фермерском рынке. Несколько раз в неделю по вечерам она подрабатывала массажисткой в оздоровительном центре «Хоул лайф» неподалеку от Монтвиля. Годами писала тексты и придумывала иллюстрации к детским книжкам. Ни одна книга так и не заинтересовала издателей, но типография в Ред-ривере опубликовала ее рассказы, которые продавались теперь в местном универсальном магазине. Мэг считала, что Ларк не просто поддерживает начинания Этана, а скорее, потакает его прихотям.

За ужином Мэг открыла для себя «другого», нового Этана. Позже она поняла, что виной всему то, что в тот вечер она смотрела на него глазами Ханны. Втроем они отправились в ресторан в трех кварталах от галереи — небольшое французское бистро, которым заправляла пара гомосексуалистов, близких знакомых Ханны.

— Ну, дорогая, как все прошло? — спросили они Ханну, когда она в компании Этана и Мэг входила в ресторан.

— Генри, ты помнишь Этана?

— Конечно. Наш почетный гость. Как все прошло?

— Продал две скульптуры, — ответил Этан.

— Прекрасно. Но я спрашиваю о закусках, — ответил хозяин заведения. Этан изменился в лице. — Дэвид все утро провозился с теми маленькими закусками с оливками.

— Они были просто восхитительны, исчезли в мгновение ока. Генри и Дэвид поставляют закуски на все открытия в моей галерее, — объяснила Ханна, усаживаясь рядом с Этаном.

Мэг села по другую сторону освещенного свечами стола. Между ними на белой скатерти стоял стакан с мелками для рисования и ваза, полная чайных роз. Доносилось печальное пение Эллы Фитцджеральд: «Ты меня бросишь, захочешь остаться друзьями…»

— Все же я пошел на Биеннале, — сказал Этан, имея в виду выставку молодых художников в музее Уитни, проводившуюся раз в два года. — И не увидел там ничего особенного. Посмотрел на экспонаты и подумал, что я с другой планеты.

— Но это правда, ты действительно с другой планеты, — ответила Ханна, потягивая вино, которое им разлил один из владельцев заведения, даже не спросив, что они хотели бы заказать. — У тебя совсем другое восприятие. Многое из того, что ты увидел в музее Уитни, сделано под влиянием современной школы.

— Все выглядело таким безжизненным, эгоистичным…

— Да, конечно. Ведь ты романтик, дитя дикой природы. Это так свежо и актуально!

Этан посмотрел в стакан, потом на свои руки. Мэг в тусклом свете свечей различила на его лбу шрам.

— Только не надо этих высокопарных слов! Побереги их для друзей-критиков и клиентов.