— Я не восхваляю тебя, Этан. Я хочу помочь тебе определиться. Двенадцать лет ты бродил в темноте, и теперь надо, чтобы ты нашел свой путь в искусстве.

— Зачем? Ты сама сказала, что мне нет места в мире искусства, если понимать под этим словом то, что выставляют на Биеннале. Знаешь ли ты, кто является моими кумирами? Огюст Роден[4] и Луис Комфорт Тиффани[5]. Если бы только мне удалось соединить в своих работах гениальность одного и мастерство другого…

— Я думаю, ты именно этим и занимаешься. Считай, что это комплимент. Прошу тебя, не перебивай меня.

— Ханна, это я прошу тебя! — засмеялся Этан, качая головой и отгораживаясь от нее руками. — Эта выставка не идет из головы. Лучше, когда я работаю один и не ищу чьего-то одобрения.

— Знаешь, в этом я сомневаюсь, — ответила Ханна, подавая Генри знак, что они готовы сделать заказ.

Этан и Ханна беседовали на протяжении всего ужина, который был просто великолепен: артишоки, винегрет, мясо гриль. Мэг не следила за разговором. Она слушала и размышляла о том, что одна из ведущих галерей Манхеттена серьезно относится к таланту Этана. Этана, который принадлежит Ларк. Она была удивлена и ей было стыдно, что она в него не верила. Мэг всегда считала, что работа для Этана — что-то вроде хобби, и выставка в галерее Джадсон — всего лишь случайность. Она боялась, что на открытии им с Ларк придется стать свидетелями позора и унижения Этана, которого будет высмеивать Манхеттенский бомонд. Но на самом деле все было по-другому.

— С тобой хочет познакомиться Луиджи, — сказала Ханна почтительным тоном, не ускользнувшим от Мэг.

— Не может быть… из самого «Гуггенхайма»[6]?

— Только познакомиться, — ответила Ханна, вынимая ложкой лимон из своего «эспрессо». — Возможно, когда-нибудь за ужином. Через неделю-две я организую какую-нибудь вечеринку у себя дома. Но не обещаю.

— Ханна, я так тебе благодарен!

— Пойми, Этан, это касается не только тебя. Речь идет также обо мне, моей оценке, моем взгляде на творчество, о моей репутации и успехе моей галереи, в конце концов. Я ничего не делаю просто по доброте душевной.

Хотя Мэг очень устала и пыталась намекнуть, что пора бы расходиться по домам, после ужина Этан настоял на том, чтобы всем вместе пойти в джаз-клуб в Трибека.

— Ты просто обязана разделить со мной радость, — уговаривал он Мэг, когда Ханна пошла в дамскую комнату. — Ты нужна мне, я просто не могу переживать это счастье в одиночку.

И они праздновали! Этан заказал бутылку шампанского, как только они вошли в подвал «Войслес Войс», стены которого были выкрашены в черный цвет. По периметру небольшой комнаты были расставлены два десятка разваливающихся столиков, в воздухе стоял дым сигарет. Небольшое деревянное возвышение в дальнем конце комнаты представляло собой сцену, на которой, должно быть, выступал инструментальный ансамбль. На сцене стояли пианино и контрабас. Они были первыми посетителями, и Мэг почувствовала, что Этан разочарован — вечер внезапно стал терять обороты. Обычно Мэг не пила шампанского после десяти вечера, но в тот вечер приподнятое настроение Этана передалось и ей. Ханне, пожалуй, тоже. Несмотря на то что шампанское было просто ужасным, они выпили всю бутылку еще до того, как ансамбль заиграл старые знакомые песни с таким мастерством, с каким игрок перетасовывает карты. Прозвучали «Осенняя листва», «Звездная пыль», «День и ночь». В руках Этана появилась вторая бутылка шампанского. Музыка играла громко, и он не услышал, как Мэг сказала: «Мне хватит». Он наполнял ее бокал снова и снова. Музыканты играли на удивление хорошо. В какой-то момент шампанское стало казаться вкуснее, и Мэг поняла, что уже пьяна. Потом внезапно в ее руке оказалась сигарета. Ханны и Этана за столом не было. Они танцевали. Она обняла его за шею, он шептал ей что-то на ушко. Сделав шаг назад, он посмотрел на Ханну особым взглядом, который так хорошо знала Мэг. Она не видела лица Ханны, но слышала ее странный смех…