Если ты останешься - Кортни Коул

Я не слабый. И я не слабак.

Мили поглощаются зеркалом заднего вида, небо глотает дорогу горизонтом по

крупицам, пока я, наконец, не пересекаю мост в Чикаго и на Скайуэй.

Когда я прибыл в офис своего отца, находящегося в центре города, мне удалось

убрать волнение от образа лица Милы далеко в свою голову.

Потому что к черту ее!

Сейчас я хочу пробить стену, но сдерживаюсь. Вместо этого я поднимаюсь на

восемнадцатый этаж, и администратор моего отца говорит ему, что я здесь. Я пытаюсь

заставить чувствовать себя комфортно в своей приемной. Беру мятную конфету из чашки

и кладу ее в рот.

Мои глаза закрыты, когда отец приходит, кажется, через двадцать минут.

— Пакс, убери ноги с мебели.

Его голос усталый. Я открываю глаза. Он выглядит старше, потому что я видел его

в прошлой четверти года. Его темные волосы только начинают седеть на висках, и у него

есть морщины вокруг глаз. И у рта. Его темно-синий костюм, кажется, немного весит на

нем, как будто он похудел и не нашел время, чтобы сменить его. Я смотрю на него,

пораженный мыслью, что мой отец стареет.

И тогда я убираю ноги со стола.

34

— Извини, — бормочу я. Мой отец кивает и провожает меня в свой большой офис.

Я сижу в кресле перед ним и жду, пока он не передаст мне несколько документов

через стол.

Я даже не читаю их, просто подписываю свое имя. Я доверяю ему.

— Ты должен всегда читать все, на чем оставляешь свою подпись, — он укоряет

меня за это, кажется, уже в сотый раз. И в сотый раз я отвечаю как всегда:

— Я читаю, когда это чужой человек. Но ты — мой отец. Я знаю, что ты не

собираешься наебать меня.

Папа снова вздыхает.

— Ты можешь хотя бы следить за своим языком? Это тот момент уважения,

который нужно соблюдать.

— Извини, — бормочу я снова.

Ради Христа. Он говорит так, будто я ребенок. Но это часть нашей жизни. Наши

отношения всегда будут заморожены на том времени, когда я был ребенком, а он был

взрослым. Он, кажется, не понимает, что сейчас мы оба взрослые.

— Александр Холдингс был чрезвычайно хорошей остановкой, — замечает мой

папа, забирая документы и волоча их по столу. — Итак, твой доход на этот раз

увеличился. Ты действительно мог бы рассмотреть возможность инвестирования. Тебе

двадцать четыре года. Пора завести свой бизнес. И, может быть, поинтересоваться своей

семейной компании. Твой дедушка связался со мной, желая узнать, как связаться с тобой.

Он старый человек, Пакс. Он не проживет долго. Он хочет быть уверен, что его компания

находится в хороших руках.

Я уставился на него, борясь с желанием вывернуть губу.

— Я не хочу иметь ничего общего с бизнесом, — говорю я отцу. — Я не

соглашаюсь ни с чем, что они поддерживают. Думаю, я найму генерального директора,

чтобы управлять местом после того, как он, наконец, покинет его. Мой дедушка знает, что

сам виноват, что он совершенно один. Когда мы переехали, он меня игнорировал. Он сам

во всем виноват.

Глаза моего отца тускнеют, и он поворачивается, смотря в окно.

— Пакс, дед был уже не тем человеком после смерти твоей матери. Все мы были

другими. Ты не можешь обвинять его в этом. Когда мы переехали, он чувствовал, что

потерял и тебя тоже, и ты был последней ниточкой, связывающей его с твоей матерью.

Поскольку твоя бабушка умерла очень давно, ты и Сюзанна были для него всем. Потеряв

ее, а потом и тебя, он чувствовал, что потерял все.

— И, все же, он не должен был игнорировать меня, — выплевываю я сердито. — В

том, что он потерял меня, виноват только его чертовский нрав. Он злился и совсем

перестал общаться со мной. Я был просто ребенком. Я даже не выбирал переезд. Это