Наследие - Кэтрин Уэбб (2016)

Утром я чувствую себя кошмарно: совсем не отдохнула, голова налилась свинцом. В горле першит, больно водить глазами. Вчера ночью подморозило – Динни был прав насчет того, что могло бы случиться, останься я лежать на земле, пьяная и промокшая. Сейчас за окном густой туман, такой плотный и бледный, что я не могу определить, где кончается туман и начинается небо. Мы бежали, вот оно что. В тот день. Бет и я, мы бежали. Я вспоминаю, как выбиралась из пруда, торопясь что было сил и разбивая ноги о каменистый берег. Вспоминаю, как Бет схватила меня за руку, вцепилась пальцами, похожими на коготки птицы, и мы побежали. Скорее в дом, затаиться и сидеть тихо, пока не случилась беда. Или же так: скорее, пока никто не заметил, что случилась беда. Назад мы не вернулись, это я точно помню. Последнее мое воспоминание о Генри – он стоит на берегу пруда. Он шатался. Упал ли он в пруд? Не потому ли я в такой панике вылезла из воды? Не потому ли я твердила всем, что он был в пруду, и так настаивала на своем? Но Генри в пруду не было, а рядом с нами находился еще только один человек. Только один, кто мог бы убрать Генри, перетащить его куда-то, потому что – в этом я уверена – сам, на своих ногах, он уйти не мог. Его убрали куда-то так тихо, так тайно, что двадцать три года поисков ничего не дали. Но теперь я близка к разгадке.

Возможно, голова у меня раскалывается из-за этого ускользающего воспоминания, ведь я так напряженно, изо всех сил старалась его поймать. Сейчас мне не нужно усилий, чтобы вспомнить. Картина сама всплывает перед глазами, возвращается снова и снова: Генри в крови, Генри падает. Это так растревожило меня, что я не смогла завтракать. Взглянув на еду, вспомнила Генри, и кусок не полез в горло. Невозможно положить что-то в рот, невозможно даже подумать о какой-то радости или удовлетворении. Неужели Бет чувствовала то же самое все двадцать три года? От этой мысли мне становится холодно. Как будто что-то стоит у тебя за плечом, преследует тебя, не отстает. Оно постоянно рядом, дышит в спину, не дает забыть о себе. Нечто темное и неотступное, как твоя тень.

Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Это Динни, на сей раз в непромокаемом пальто, руки в карманах. Щеки вспыхивают, меня словно окатывает какой-то непонятной волной – облегчения, а может, ужаса.

– Динни! Привет, заходи, – приглашаю я.

– Привет, Эрика. Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. После вчерашнего… – Динни перешагивает через порог, но остается стоять в дверном проеме.

– Входи, я дверь не могу закрыть, пока ты так стоишь.

– У меня ботинки в грязи.

– Это не самая большая беда, уверяю тебя, – отмахиваюсь я.

– Ну, как ты? Я боялся, что… если ты наглоталась воды там, в пруду, то могла заболеть, – говорит он. Он держится скованно, такого прежде за ним не водилось, эта его неуверенность трогает меня.

– Да все отлично, правда. То есть чувствую я себя чудовищно и выгляжу, видимо, соответственно – краше в гроб кладут. Но в остальном все в порядке, – улыбаюсь я.

– Ты ведь могла погибнуть, – мрачно замечает он.

– Знаю, знаю. Мне стыдно. Я не нарочно, поверь. И спасибо тебе, ты ведь спас мне жизнь, теперь я перед тобой в долгу, серьезно.

При этих словах Динни резко вскидывает голову и недоверчиво смотрит мне в глаза. Но его взгляд тут же смягчается, он поднимает руку, проводит холодными пальцами по моей щеке. Я замираю, затаив дыхание.

– Идиотка, – шепчет он.

– Спасибо, – отвечаю я.

Наверху раздается удар. Я рисую в воображении полный чемодан, свалившийся с кровати на пол. Динни отдергивает руку, прячет в карман.

– Это Бет? – спрашивает он.

– Бет, а может, это призрак прошлого Кэлкоттов. Видимо, она собирает вещи. Не желает оставаться тут больше ни дня. – Я бессильно развожу руками.

– Так вы уезжаете?