Наследие - Кэтрин Уэбб (2016)

Я совершила ужасную вещь, Корин. Непростительную. Чудовищную. Я попыталась сбежать от нее в Европу, но исправить ничего не могу. Единственное утешение мое в том, что сама я не прощаю себя, я постоянно помню об этом. Может быть, нынешняя моя жизнь – это достаточное искупление? Но нет, никакого наказания недостаточно за содеянное мной. Я молюсь, чтобы ты никогда не узнал об этом, потому что, узнай ты об этом, ты не простил бы мне, перестал бы меня любить, а этого я не сумела бы вынести. Я молюсь, чтобы не было Бога, чтобы не было ада и рая, чтобы ты не мог смотреть оттуда сверху на нас, не увидел бы, какие преступления я совершила. И ведь я никогда не смогу соединиться с тобой на небесах, где ты, по-видимому, находишься. Моя душа, когда умру, наверняка попадет в преисподнюю. Ну а ты, разве мог ты попасть куда-то, кроме рая, любовь моя? Ты ведь был ангелом уже здесь, на земле. Жизнь с тобой была единственным счастливым временем за все эти долгие годы. Только тогда я радовалась тому, что живу, а с тех пор все для меня – лишь прах и пепел. Как давно ты лежишь в пустынной прерии! Прошли эпохи с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Целые миры могли родиться и снова погибнуть за века, минувшие с тех пор, как мы последний раз касались друг друга.

Ах, если бы мне хоть разок, хоть краешком глаза взглянуть на тебя, прежде чем умру. Где-то в глубине души я верю, что так было бы справедливо – что, если бы этот мир был справедливым местом, мне позволили бы на секундочку обнять тебя и утешиться после стольких лет разлуки. Утешиться, несмотря на то что я натворила в безумии и отчаянии скорби, какую ошибку совершила и еще усугубила ее позже – и усугубляла ее с тех пор постоянно, собственными руками. Но этого не произойдет. Я умру и буду забыта, как некогда умер ты. Но я никогда не забуду тебя, мой Корин, муж мой. Не важно, что еще я делала, главное – я всегда любила тебя и всегда буду тебя помнить.

Кэролайн

Я постоянно читаю и перечитываю это письмо с тех пор, как нашла его несколько недель назад. Я уже выучила его строки наизусть, и каждое слово оставило зарубку в моем сердце. Такая глубокая тоска и скорбь способны затмить солнце в ясный день. Когда я чувствую, что оно слишком завладевает мной, я вспоминаю Бет. Ее преступление больше не висит над ней дамокловым мечом. Она освободилась от заклятия, не льет неутешных слез. Цепь разомкнута, и разорвать ее помогла я. Я вспоминаю об этом и радуюсь, позволяю надежде заполнить мою душу. Мне никогда не узнать, что же сделала Кэролайн. Почему взяла ребенка и бежала в Англию, почему затем избавилась от него? Но без конца перечитывая письмо, я обратила внимание на одну деталь: она ни разу не упоминает о сыне. Если это ее ребенок и Корин – его отец, почему она не говорит о нем? Почему не рассказывает Корину о его сыне? Не пытается оправдаться, объяснить причины, по которым она его бросила? Возможно, это и есть то самое преступление, о котором, как она надеется, Корин никогда не узнает, хотя письмо явно указывает: речь идет о чем-то, что случилось еще в Америке, до ее бегства. И то, что она бросила ребенка, кажется необъяснимым, в это просто трудно поверить, если учесть, как сильно и беззаветно она любила его отца. Я вспоминаю смуглую девушку, прислуживавшую когда-то на летнем балу, – девушку, которую Кэролайн называла Сорокой. Волосы у нее были черные, как вороново крыло, как у Динни. Я никогда не узнаю этого наверняка, но недомолвки в письме намекают на настоящее преступление, и это заставляет меня усомниться в сделанных ранее выводах относительно нашего с Динни кровного родства.

Пару недель назад Бет приезжала ко мне погостить. Ей бы, по-моему, хотелось, чтобы я выбрала другой поселок, однако она уже свыкается с этой мыслью. Во всяком случае, она уже не избегает этого места, как прежде.

– Тебя не смущает, что дом постоянно мозолит глаза? – спросила она.