С вечера до полудня - Клэр Бреттонс (1999)

Поморщившись, Гордон запихнул в задний карман бумажник.

— Ну хорошо, пусть так, она тоже еще может быть где-то рядом. — Он натянул куртку. — Сиди тихо, слышишь? — Ох, а про рубашку-то он и забыл. Ну и черт с ней! Не до этого!

Ее голос был такой беспомощный, такой слабый. Она казалась напуганной до смерти. Повесить трубку было ужасно трудно. Прервать связь, свидетельствующую о том, что Габриела цела и невредима, — это было просто больно. Он и сам не знал, почему она вызывает в нем столь сильные эмоции, да, честно говоря, и не хотел знать. Он хотел лишь поскорее попасть к ней. Если он обнаружит послание, о котором она говорит, и не заметит никаких признаков обмана с ее стороны, значит, дело все-таки есть. Не обязательно похищение, но все же… Ведь за Габриелой может охотиться кто угодно. Подумать только, сколько случаев она уже помогла Шелтону расследовать!

Гордон заметался по дому. Пусть кто-нибудь только попробует хоть волосок на ее голове тронуть — пожалеет! Она принадлежит ему, Гордону, и если кто-то и должен разобраться с нею, так только он, и никто иной.

Габриела услышала звонок, но, как ни пыталась, не могла заставить себя прикоснуться к двери с запекшейся на ней кровью.

— Входите, — пролепетала она слабым голосом.

Гордон рывком распахнул дверь.

— Входите?! Черт побери, Габи, а если бы я оказался Джеком Потрошителем, ты тоже так запросто пригласила бы меня?

Она даже не шелохнулась. Скрестив руки на груди, она не отводила глаз от двери и видела Гордона лишь боковым зрением. Правда, она заметила, что он без рубашки.

Повернувшись, он прочел надпись и подошел к ней.

— Я думал, ты получила записку.

Из ее глаз брызнули слезы. Она часто замигала и посмотрела на Гордона взглядом, выражавшим одновременно смятение и беспомощность.

Голос его смягчился.

— А что это у тебя на лице?

Кровь. Она испачкалась в крови, когда прислонилась к двери. Габриела вся задрожала и опрометью бросилась в ванну. Она судорожно принялась смывать с лица кровавое пятно. Руки ее дрожали, так что она едва удерживала мыло. Она терла щеку с такой яростью, что скоро кожа загорелась огнем. Но она никак не могла остановиться, не могла даже взглянуть на себя в зеркало.

— Габи… — Гордон тронул ее за плечо.

— Нет! — Отбросив его руку, она продолжала тереть щеку. — Я должна смыть это…

— Габи! — сказал он резко. — Посмотри на меня.

Она повиновалась. В глазах ее застыл ужас, и внезапно Гордон отчетливо понял, что эта сцена не может быть частью какого-либо розыгрыша или игры. Габриела не притворялась. Она и в самом деле сходила с ума от страха и потрясения.

Воздух между ними был словно наэлектризован. Сняв с вешалки, Гордон медленно протянул ей полотенце. Голос его звучал мягко, успокаивающе.

— Ну-ну, все хорошо, все позади. — Он осторожно стер с ее лица мыльную пену. — Все прошло.

— Ничего не прошло, — выдохнула она.

Он ласково погладил ее по щеке.

— Все кончилось, Габи.

— Это никогда не кончится! — Глаза ее сверкали. — Ты просто не понимаешь!

Он намочил краешек полотенца и, аккуратно придерживая за подбородок, протер ей лицо. Она все еще дрожала, и эта дрожь задевала самые глубокие струны его сердца. Она была потрясена до такой степени, что Гордон недоумевал: ему казалось, что одно лишь «послание» не может вызвать такой эмоциональный срыв.

— Тогда объясни мне. Так, чтобы я понял. — Он заставил свой голос звучать по возможности спокойно, чтобы в нем не отразились истинные чувства.

— Ко мне кто-то вломился. Какой-то негодяй был в моем доме. Он трогал мои вещи. — Лицо ее стало бесцветным. — Мои… личные вещи.

— Какие личные вещи?

— Он вернется, Гор. — Из ее горла вырвалось рыдание. — Он вернется… И в следующий раз на двери будет моя кровь.

— Нет! — Острая боль пронзила сердце Гордона.

— Он вернется, вернется, черт подери! — Габриела задыхалась. — Я… я…