Соленая кожа - Виктория Лейто (2016)

Налетев на него с разбега, растрепанная и сумасшедшая, она, сквозь сильно сжатые зубы, заорала: «Неееееееееееееееет!» — и, накрывая мужчину волною ненависти, что исходила от нее, сорвалась вместе с ним с крыши, не сводя своих горящих злостью черных глаз, не оставивших ничего от медово-карего блеска. Он успел лишь обхватить ее двумя руками за тонкие локти, то ли пытаясь остановить, то ли, наоборот, держаться. Они оба, закрученные инерцией столкновения, местью, злобой и ненавистью, полетели вниз с обрыва, вслед за их маленькой девочкой. Венок на входе в гостиницу предназначался именно ей. Сегодня малышке могло исполниться двадцать.

К тому моменту на крыше собрались перепуганные портье и остальной персонал отеля вместе с полицейскими, по пятам преследовавшими Маргарет. Говорят, двое летели, прижавшись друг к другу; он крепко держал ее за локти, а она вцепилась своими тонкими изящными пальцами в его одежду.

Они упали неподалеку от их разбившейся несколько секунд назад девочки, так и не вдохнув счастья и семейной безмятежности. Все трое.

На асфальте возле главного входа в гостиницу «Интернационал» кровь струйками обрамляла тела мужчины и женщины, так и не отпустивших друг друга. Они лежали мертвые, лицом к лицу, сжимая друг друга от любви, приведшей к подобной ненависти. Глаза их оставались неподвижно открытыми, строго смотрящими в свои отражения. Только медово-карий оттенок вернулся к погибшей женщине, боровшейся непонятно за что и погубивший немало жизней. Глаза ее крепко обнимали мальчишеский блеск лежавшего рядом с ней мужчины.

Блеск, который наконец погиб в трагичном омуте почерневшей от печали смерти на обломках ненависти, когда-то любви.

Эпилог

На следующий день после суда, когда я привез Маргарет к дому, в растерянности выходя, она — возможно, нарочно, а может, случайно — обронила вот эту бумажку, свернутую вчетверо и истончившуюся от времени. Я никому никогда не показывал ее, но до сих пор ношу это послание, когда-то вовремя не дошедшее до своего адресата, в кармане рабочего пиджака:

«Помнишь, родной, когда неожиданно, приблизившись друг к другу, под вздрагивания грозного майского неба, сотрясавшего раскатами грома все вокруг, наши губы соединились в первом самом сладострастном поцелуе, который только мог произойти между двумя истомившимися друг по другу людьми, страстно и трепетно желающими друг друга и слишком долго и усердно сдерживающими свою страсть?

Мы так молоды и безумно влюблены друг в друга. Твои губы уже тогда были для меня самыми мягкими и самыми вкусными; а мои руки казались тебе самыми нежными и до боли родными, несмотря на то что на тот момент ты еще никогда не ощущал их трепетного прикосновения к своей бархатной, цвета крепкого кофе коже. Наши руки сплелись, переплетая в тот вечер не только тела, но и сердца. Двое в самой гуще леса целовались под проливным дождем, с грозными порывами ветра и внушающими страх раскатами грома, укрываясь под твоей курткой, сидя на почти полностью промокшем бревнышке упавшего когда-то дуба. Они уже давно любили. Эти двое. Мы. Но только не могли признаться в этом не только друг другу, но и себе.

Я никогда не забуду тот день и привкус твоей кожи, пахнущей морской солью и горячим солнцем.

Твою соленую кожу…

М.».