Все будет хорошо - Наталия Костина-Кассанелли (2011)

— Сроду я никаких таблеток не пил, — пробурчал Лысенко. — Ну, чего вы все сбежались? Чего на меня уставились? Интересно? — Он страдальчески сморщился. — Вот такие примерно грибы, белые. — Он ткнул пальцем на фотографию в атласе. На картинке был изображен симпатичненький беленький грибок, а внизу мелким шрифтом шла подпись — «Поганка бледная».

— Точно этот? — побледнела Катерина, хотя, конечно, до «поганки бледной» ей было еще далеко.

— Ну откуда я знаю — точно, не точно! Похожий. Их тут целая книга таких. Разобраться невозможно. Заумь какая-то.

— Игорь Анатольич, давайте «скорую» вызовем.

— Ну да, конечно! А если это не от грибов? Я еще сало вчера ел и яблоки немытые. Да я их сроду никогда не мыл! «Скорую»! Такое погоняло прилепят, век потом не отмоешься. Все Управление смеяться будет. — Он облегченно вздохнул. — Кажется, отпустило…

— Ты бы, Игорь, все-таки к токсикологам сходил, показал им этот… гименофор складчатый.

— Поганка бледная, Николай Андреич, — уточнила Скрипковская.

— Узнаешь там сразу, что и как. Катерина, проводи Игоря Анатольевича, чтоб не потерялся.

— Сам дойду, — буркнул Лысенко.

— Маша! — позвал капитан от двери.

Марья Васильевна Камышева, не отрываясь от окуляра микроскопа, махнула рукой.

— Маша! — еще раз, уже тише, позвал Лысенко. — Гостей принимаешь?

— Иди ты, Лысенко, сам знаешь куда. И без тебя завал. Ну не могу я без очереди, даже не проси. Приходи завтра.

— Завтра меня схоронят, — мрачно заверил Камышеву капитан, держась за косяк. — Я к тебе как к другу пришел, а ты меня прогоняешь. На похоронах плакать будешь, каяться, а будет поздно.

— Слушай, надоели твои приколы хуже… Ой, а что это ты такой бледный? Аж зеленый? — Маша наконец оторвалась от микроскопа. — Ты чего, Игорек?

— Что у тебя есть по грибам? Я в библиотеке взял, но что-то не пойму ни черта. — Лысенко протянул ей атлас.

— А зачем тебе грибы? У вас что, опять труп?

— Похоже, скоро будет. — Лысенко вяло помахал рукой. — Я вчера грибов поел, а сегодня мне что-то… того. Хреново мне очень, Машунь. Я как человека тебя прошу.

— Каких ты грибов поел, горе мое?

— Жареных, Машунь. Белых. Вот таких примерно. — Капитан раскрыл атлас на заложенной бумажкой странице с поганкой бледной.

— А где ты их взял? На рынке?

— На каком рынке! Сухого корочкой питаюсь, ты ж знаешь, Машунь. Работы невпроворот. Некому меня накормить, согреть, так сказать, женским теплом…

— Трепло, — беззлобно сказала Камышева. — Тебе жениться давно надо, чтоб не жрать что попало. Ты лучше говори, где эту гадость взял. А то смотри, и до больницы не доедешь.

— Я вчера на труп выезжал, так там в посадке грибов этих самых — видимо-невидимо. Дожди же были, — начал рассказывать капитан. — А сейчас тепло. Участковый говорит, бабы собирают. Ну, я и набрал полный пакет, а дома поджарил. С лучком. И съел.

— Все съел? — поинтересовалась эксперт.

— Все, — вздохнул капитан. — Ты посмотри еще раз, Маш. «Гименофор складчатый» — это как?

— Не бойся, на тебя не перейдет. У тебя, по слухам, с гименофором все в порядке.

В глубине комнаты прыснули. Лысенко покрылся пятнами сложноидентифицируемого цвета.

— Ты проверь, Маш, — еще раз попросил он натужным голосом.

— Старая я уже проверять. Лет пятнадцать назад я бы, может, и проверила…

За стеллажами, перегораживающими комнату, дружно захохотали. Лысенко раздулся как индюк.

— Я к тебе пришел за советом, а ты… Может, мне в санчасть сходить?

— Ладно. У тебя конкретно какие симптомы? — спросила Камышева, влезая на стремянку и деловито роясь на стеллаже. — Понос, рвота? Температура? Онемение конечностей? Замедленный пульс, холодный пот? В обморок не падал?