«В конце концов, он-то в чем виноват?» — Лика закрыла глаза и обреченно откинулась на спинку. Через две недели она обнаружила, что беременна. Поначалу она никак не связывала это с актом насилия, произошедшим с ней. Это просто не мог быть ребенок Олега! Они с Сергеем уже два месяца занимались любовью, ничего не делая для предотвращения беременности. Лика была уверена, что ребенок — Сергея. Но она еще не решила, как ей быть с этой неожиданной беременностью — то ли говорить Сергею, то ли пока подождать. Она не планировала забеременеть так скоро — но раз получилось… Почему бы не попробовать? Пока она решала и думала, ее начало непереносимо тошнить по утрам, и догадливая Вероника Валерьевна тут же смекнула, в чем дело, она вытащила из дочери, что ребенок — от Сергея Кузнецова. Вероника Валерьевна очень хотела, чтобы дочь, как пишут в старых романах, «сделала хорошую партию». Раз уж не пришлось ее Ликусе стать актрисой, так не всю жизнь ей сидеть в секретарской! Сергей Кузнецов был именно «хорошей партией».

А позавчера Лика встречалась с девушкой из милиции. Смешная такая девушка, рыженькая. Совсем не умеет одеваться. Лика никогда бы не подумала, что она работает в милиции. Оказывается, у Олега убили брата. Ее бывшего босса, который часто приезжал в их магазин. Лике на мгновение стало жалко толстую Аллу, и троих детей Юрия Григорьевича тоже было жаль. Девушка спрашивала что-то о машине, которую, оказывается, Олег хотел ей подарить. Когда рыжая младший лейтенант ушла, Лике на мгновение стало страшно: а вдруг это Олег убил брата? «Идиотка», — обругала она себя.

Сейчас, вспоминая все это, сидя поздно вечером в притихшем доме, она достала Сережины сигареты и закурила. Она не позволяла себе курить с тех пор, как забеременела. «Этого не может быть, — думала она, пораженная мыслью, что ребенок может быть от Олега. — Этого не может быть! Это было бы… несправедливо! Нет, этого не может быть», — решила она окончательно. Сергей не должен знать, что она курила — она почистила зубы и пошла спать. Но уснуть не могла. Раз пришедшая мысль возникала снова и снова. Лика в который раз вернулась на кухню, открыла шкафчик и достала бутылку коньяка. Налила полстакана и залпом выпила. Коньяк обжег горло, на глазах выступили слезы. Чувствуя, как кружится голова, она приказала себе: «А теперь не думай! Не думай, не думай об этом…»

— И все-таки, господин Шевчук, вы угрожали Юрию Григорьевичу Шумейко?

Господин Шевчук метался по кабинету, как тигр по тесной клетке. Владелец оздоровительного центра отличался нездоровой полнотой и к тому же страдал одышкой.

— Кто ему угрожал, кому он нужен! — вскричал он и наконец уселся за свой стол.

Банников, у которого от этого хождения уже мельтешило в глазах, облегченно вздохнул.

Господин Шевчук взъерошил на голове остатки волос и воззвал к майору:

— Нет, вы сами, сами посмотрите, что творится!

— А что такое? — Майор посмотрел в окно, куда указывал перст господина Шевчука.

— Видите, видите? — Владелец центра «Стрела» вскочил, и Банников испугался, что тот опять забегает. Но Шевчук плюхнулся обратно.

— Видите?! — горестно возопил он.

— А что такое? — Майор снова выглянул в окно, не замечая никакого криминала. Из припарковавшейся машины вышла пара, и женщина направилась ко входу в оздоровительный центр. Мужчина же уверенно повернул к ресторану «Подсолнухи», видному из этого окна как на ладони.

— Видите? — Шевчука, вероятно, заклинило. — Видите? — еще раз зловещим шепотом просипел он и мелодраматически закрыл глаза.

Пока он сидел в позе оскорбленного достоинства, из центра выпорхнула стайка щебечущих девиц и направилась все к тем же злосчастным «Подсолнухам». «Его того и гляди кондратам хватит», — струхнул майор. Банников встал и широкой спиной загородил окно.

— Это еще не повод, чтобы убивать человека.