Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

На лице вошедшего капитана отобразилось мгновенное смятение: готовность номер два означала, что он, Витя Ежов, не сможет сегодня в двенадцать ноль-ноль смениться с суточного дежурства, а должен будет оставаться в конторе хрен знает сколько времени, пока у начальства не пройдет блажь к военным учениям. У Виктора были планы на сегодняшний вечер, мы вам можем, не нарушая государственной тайны, сказать, что вечером капитан Ежов, отоспавшись после дежурства, собирался наконец-то трахнуть воспитательницу детского сада Наташу Калиткину, которая уж месяца два ему не давала – представляете! Два месяца! И он терпел! Мы, например, к вполне определенной матери послали бы тетку, которая нам не дала бы через два дня после знакомства и давно бы перестали перед нею прыгать зайчиком, а Ежов нет! Нравилась ему Наташа, и очень он хотел ее трахнуть! Влюблен был капитан Ежов. А тут позавчера умничка Наташа сказала, что пригласит вечером Виктора к себе домой, в свою комнату в коммуналке, если тот пообещает потом жениться и на самом деле действительно женится и станет относиться к ее двухлетнему сыну как родной отец, и Виктор тут же, не обинуясь, пообещал и жениться, и относиться, да-с! Были, значит, были у капитана Ежова планы. Однако он немедленно, получивши вводную от начальника, взял себя в руки, придав нужное выражение глазам, щекам, губам, бровям, лбу и подбородку. И, наверное, даже волосам.

– Есть!

Полковник наклонился вновь к селектору, нажал на кнопочку и внятно произнес:

– Я полковник Овсянников. Готовность номер два… Повторяю: готовность номер два… – Отключившись от системы связи, Овсянников отнесся вновь к капитану: – Контрольно оповестить. Всем внештатным и прикрепленным – тоже готовность номер два. Оповестить. Перед встречей с агентом и после встречи я буду на связи.

– Есть!

А готовность номер два, дорогие мои, означает, что каждый, хоть отпускной, хоть выходной, должен находиться на своем рабочем месте, на службе, действительно в готовности – в готовности немедленно сделать все, что прикажут. На рабочем, значит, месте, чтобы каждого не искали хрен знает где, на бабе какой-нибудь или в кабаке. Или на рыбалку, скажем, кому в голову войдет поехать, или, страшно вымолвить, в театр. Или, вероятнее всего, на дачу – лето же.

– Есть!

Что-то в начальнике показалось сейчас капитану Виктору Ежову странным, потому что капитан тоже, как и Овсянников, был профессионалом.

– Слушаюсь. Есть!

Есть… Есть… Есть… Есть… Есть…

Так с этого проклятого утра и пошло. И пошло, и поехало.

… В то утро внештатный сотрудник областного УФСБ в селе Кутье-Борисово Валентин Борисов, – в Кутье-Борисово, кстати тут сказать, большинство жителей носило фамилию Борисов, вот какую добрую память о себе оставил князь Борис Глебович, – внештатный сотрудник Валентин Борисов утром забыл напоить козу. Да и не только напоить, но и даже выпустить ее на траву перед домом. И совершенно напрасно, потому что парное козье молоко, прописанное Валентину медициною, было ему край, как необходимо – у Валентина, а исполнилось ему к изображаемому нами утру целых двадцать четыре годка с небольшим, – у Валентина уже давным-давно диагностировали хронический туберкулез – профессиональную болезнь русских писателей, художников и революционеров. Ну, и уголовников, конечно. Валентин, еще когда мать была жива и следила за этим, потрезву регулярно ходил в областной тубдиспансер обследоваться и ставить уколы. Но была и еще одна причина не забыть про Машку.