Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

– Я сейчас вам передам записку для врача и покорнейше прошу, – сказал Красин, заставляя себя быть прежним Красиным и говорить доброжелательно, как и пристало воспитанному человеку говорить с женщиной, с любой женщиной в любых, добавим мы, обстоятельствах, – покорнейше прошу записку эту немедленно же доставить, чем меня немало обяжете. Тут недалеко… э… – тут Красин на мгновение затруднился, потому что вот имени альфредки он не помнил, имен всех барышень не упомнишь даже при красинских мозгах, а возможно, и вовсе не знал. Не называть же Альфредкою!

– Елизавета! – торопливо произнесла она. – Лиза!

– Очень хорошо! Лиза! Вот. – Он подал записку и даже улыбнулся, отчего барышня немедленно же переступила ногами, как лошадь. – Лиза! – та вновь переступила. – Весьма обяжете! Выйдете из парадной налево, и повернете в первую же арку, а там, перешедши улицу, сразу увидите зеленый с двумя колоннами особняк. Доктор Бортяков. Запомните? Я адресата не написал… Вы запомните. Доктор Бортяков!.. Лиза?

– Иван… Сергеич… – она так же, как давеча в приемной, вылупила глаза и было повернулась, чтобы идти, но тут старик очнулся и слабо заворочался.

– Не… Не надо… Нне… нна… до…

– Чего не надо, Глеб Глебыч? – Красин наклонился над ним.

– Врача… Доктора не надо, – вполне осмысленно и четко произнес старик и открыл глаза. – Поздно мне доктора… Я сейчас умру.

Альфредка Елизавета ахнула.

Красин было открыл рот, чтобы произнести слова, которые добрые люди всегда говорят всем умирающим, но князь поднял упреждающе ладонь; рука его поверх пледа оставалась неподвижною, а ладонь двигалась – да, поднял ладонь: дескать, не надо пустых слов, а тем более напрасных действий.

– С кем имею честь? – твердо спросил лежащий, словно бы это не он только что говорил, что сейчас умрет.

– Инженер Красин Иван Сергевич, – доложился Красин, разве что каблуками не щелкнул. Он вновь, как очень редко бывало в его прежней жизни и почему-то очень часто – неспроста это, ох, неспроста! – стало происходить в жизни теперешней, в последние-то дни, он вновь, значит, затруднился, желая добавить что-то к этой ничего не значащей для стороннего человека аттестации, собрался было добавить самое, на его взгляд, верное: – Друг… то есть, жених… – И непреложное: – Муж вашей племянницы Катерины…

Но не сказал Красин про племянницу, к счастью. Или к несчастью, это как посмотреть. Возможно, будущее покажет, мы не знаем. Бог знает. И рекомендовался так:

– Строю мост через Нянгу возле села Кутье-Борисово. В ваших местах, ваше сиятельство… Строю мост!

Глаза Глеба вспыхнули, синие пронизывающие собеседника глаза всех Кушаковых-Телепневских вспыхнули, старик слабо улыбнулся и кивнул. И тут же перевел взгляд на женщину.

– Елизавета, – быстро произнесла она, суетливо кланяясь, как болванчик. – Елизавета!.. Елизавета!.. Елизавета!..

Тут Красин понял, что барышня кроме имен собственных ничего произносить не умеет, и доложил за нее:

– Елизавета – добрая знакомая промышленника Альфреда Визе, который финансирует строительство моста. Этого самого моста – у вас, в окрестностях Глухово-Колпакова.

– Дейнего! – заполошно добавила альфредка вдогон, польщенная данной ей аттестацией. – Дейнего! Елизавета Дейнего! Из хорошей семьи! – еще выпалила та, будто бы на содержание нанималась к умирающему.

Красин отстранил ее от старика. А тот вновь теперь неотрывно глядел на Красина.

– С того света… стану присматривать… молодой человек… Потому имею сообщить… имею сообщить сведения… А вы уж распорядитесь для блага России… Для блага России!.. – это он произнес с нажимом и, видимо, потратил из-за долгого говорения много сил, потому что вновь закрыл глаза.

– Я слушаю, ваше сиятельство.