Душа моя - Тамара Шатохина (2021)

— До Окунева всего десять километров — хе*ня! Там под сиреной проскочат на раз-два, а дальше дорога вообще пустая. И если в ногу — это лучше, чем… грудь или шея. От гадюк не умирают… реанимация, опять же. Не переживайте так.

Я молчала. С чего он взял, что я переживаю? Я с ума схожу! От ужаса перед всем этим. От паники, которая захлестнула, сжав внутренности в жесткий комок и даже не думая отпускать. От злости на эту сволочь безответственную, от страха за Анжелу… и за него тоже! Как он мог? Господи… как только он мог?! Что я ей скажу, как она теперь?

Сбывался тот мой страх — что он смертельно болен и приехал… за каким чертом вообще он приехал? Меня не добил тогда, так ребенка теперь добивать? Привязать к себе и добить?! Господи… хоть бы он сейчас выжил! Я что-нибудь придумаю, обязательно придумаю! И сама убью! Только бы выжил… Четвертая стадия? Это что? И что — это все? Нет, не может такого быть — он же нормально выглядит. Я ничего не заметила… а я на него смотрела? Я его разглядывала?!

Что-то такое вспоминалось… икра ложками — она полезна для крови. Способствует повышению уровня лейкоцитов… или их снижению? Для кроветворения точно полезна. И сок этот дурацкий — свекольный, на который он подсадил Анжелу. Почему я не сообразила, ну почему я сразу не выгнала его к чертовой матери? Господи… только бы выжил! Как я сама жить буду? Из-за меня же сейчас…

Машина остановилась, дверка распахнулась.

— Минимум — три укуса, бл*дь, — сплюнул кровь Олег, — до жопы это все! У меня не три пасти.

— Разденьте его, мне нужна вена, — скомандовала молодая женщина в мешковатой куртке, наброшенной на белый халат. Олег завозился на заднем сидении, а она продолжала говорить:

— Сейчас я введу противоаллергическое и антитоксин. Женщину высадите — я тоже поеду навстречу нашим. А вы продолжайте отсасывать яд, где достанете. Это важно и может стать решающим…

Она говорила что-то еще, а я открыла дверку, чтобы выйти из машины и распахнула куртку, которой были укутаны бедра. От мокрых штанов потянуло запахом мочи. И я судорожно завернулась опять. Кровь приливала к щекам — просыпались нормальные чувства, вытесненные до этого паникой и страхом.

— Втиснетесь вперед, — говорил Олег, пока женщина вводила лекарство. Михаил не шевелился, лицо багровело… Без сознания?

— Иру подвезем и выбросим возле нас. Что с ним? Это так и должно? — прислушивались мы все к хриплому, натужному дыханию.

— Может развиться стеноз гортани, не нервничайте… у меня все с собой — сделаю интубацию трахеи. Сейчас главное — поехали быстрее. Витя, уже все, — втиснулась она на переднее сидение рядом со мной, — трогай!

Перед подъемом на гору — выездом из села, меня действительно практически выбросили из машины. Выскочила фельдшер, выпуская меня, спрыгнула с подножки я и машина сразу же рванула с места и понеслась навстречу реанимобилю, скрывшись за гребнем холма. Постояв немного, я побрела в сторону дома бабы Мани.

От меня ничего уже не зависело. Все что могла — сделала. Будто и прямой вины нет, а виновата смертельно. А это больно, оказывается. Совесть, в сильном ее проявлении, это очень больно и очень плохо для провинившегося.

И, наверное, все-таки меня еще не отпустило. Что там и как работает? Механизма процесса, что шел сейчас в моем мозге я не понимала. Заторможенность, растерянность, скудность и однобокость эмоций… Перед этим на короткое время захлестнуло чем-то таким — давящим, злым, удушливым и почти сразу схлынуло. Пустота теперь внутри, дыра… хотя соображаю будто нормально. Непонятно… и неважно.

Что-то я сумела объяснить Ольге, что-то говорила она. Телефон у нее я отобрала и положила в прихожей на тумбочку, объяснив совершенно спокойным голосом:

— Не нужно звонить. Он не ответит — занят.