Золотая орда - Мила Дрим

Мои глаза уперлись в мужскую фигуру, прошлись по лицу, не отмеченному растительностью, спустились на толстые пальцы, сжимавшие мой личный бокал, с надписью на ней английскими буквами «доброе утро». Это Славик сидел на моем излюбленном месте, и пил из моего бокала чай. Я сглотнула, наблюдая, как его пальцы сжимают мой бокал, отчего-то мне показалось, что они сжали и мое тело: я тут же брезгливо поморщилась. Надо будет потом выкинуть этот бокал. Он перестал быть моим, он перестал быть моим любимым.

– Камила, вернулась, – раздался позади меня мамин голос, полный тревоги.

– Добрый вечер, Камила, – поздоровался Славик, одаривая меня улыбочкой. Я резко отвернулась от него, даже не удосужившись ответить на его приветствие, и обратилась к маме с вопросом:

– Мам, а почему Славик, ночью, у нас дома?

Мама виновато улыбнулась:

– Камил, у них квартиру сверху соседи затопили, а родственников-то у них нет. Вот приехали у нас переночевать, день-другой.

Переночевать. День-другой. Это звучало, как приговор.

– Да ты не беспокойся, тетя Ира со мной в комнате будет спать, Славик – в бабушкиной, я уже постелила.

В бабушкиной. Через стенку от меня. Я качнула головой, давая понять маме, что поняла. Я хотела бы ей что-то ответить, но слова застряли в горле. Я еще раз посмотрела на Славика: он облизал свои губы и сделал жадный глоток чая. Незваный гость уже переоделся, совсем по-домашнему: на нем была пижама и бордовый халат, вид которого вызвал у меня тошноту. Мне стало так мало воздуха, так заплохело от этой картины «маслом», что я, ни слова не говоря, ринулась в ванную комнату. Заперев дверь, я прошлась взглядом по полочкам возле зеркала: мои шампунь и гель для душа, были отодвинуты к краю, а на их место водрузились пена для бритья, гель для волос, какой-то флакон с темной жидкостью. Я опустила взор вниз – под раковиной стояли мужские тапки. Наверняка Славины. Наверное, он уже помылся в нашей небольшой ванной. Сама мысль, что я буду мыться теперь в ней, после того, как он голый стоял здесь, трогал кран, касался моего полотенца, вызвала очередной прилив тошнотворной брезгливости.

Внутри меня поднялся протест. Яркий, стремительный. Он придал мне решительности, и я, достав из своей сумочки телефон, впервые воспользовалась мобильником и набрала Тимуру. Прошло всего два гудка – и я услышала его голос:

– Ну, что тебе еще, колыбельную спеть, чтобы ты заснула?

Я чуть улыбнулась, а затем, вновь посмотрев на славины тапки, произнесла с отчаянием, которое, все же, вырвалось из меня беспокойной, стремительной птицей:

– Тимур, забери меня, пожалуйста, из дома.

И он не стал долго думать и расспрашивать меня. Всего лишь одно слово.

– Еду, – и он положил трубку.

Я, на миг, спрятала лицо в своих дрожащих ладонях. Правильно ли я поступила? Но было поздно сокрушаться – я уже позвала Тимура. Я медленно вышла из ванной комнаты, прижимаясь спиной к ее двери. Мам подошла ко мне, заглядывая в мои глаза и шепча:

– Так уж получилось, доченька.

– Я не останусь здесь, – выдохнула я.

Не успела я что-то толком сказать, а мама – расспросить меня, как мой телефон завибрировал в пальцах, которые все еще сжимали его после разговора с Тимуром.

– Да? – хрипло произнесла я, отчего-то сильно боясь, что Тимур скажет мне, что не сможет приехать.

– Дверь сама откроешь или выбивать надо? – раздался его решительный голос. И тут я поняла – если понадобится, он и дверь выбьет.

– Открываю, – отозвалась я и, подбежав к двери, спешно провернула замок, распахивая ее.

Я впилась взглядом в лицо Тимура – оно было сосредоточенно-хмурым, темные брови сошлись на переносицы, губы слегка поджаты, глаза полыхают стальным блеском. Он шагнул в квартиру, окидывая меня, а после – коридор, внимательным, острым взором.

– Что случилось? – голосом, полным холодной решимости, вопросил Тимур.