— Я всегда побеждаю!

Полкан, пошатываясь, поднялся. В паху сильно болело, из носа текла кровь, которая падала на штаны и разбрызгивалась по траве. Ноги держали нетвердо, печень ныла, дышалось тяжело. Как унизительно быть жестоко битым бабой! Ну и ведьма! Разве девке пристало так драться?!

А Скопин-Шуйский был доволен. Он подал Аленушке руку, затем, немного поколебавшись, снял с указательного пальца перстень, украшенный большим индийским изумрудом, и протянул голоногой девушке:

— Возьми в награду!

Та неожиданно мотнула головой:

— Если бы я польского воеводу уложила. А то пожилого русского мужика. Нечего себя изумрудами баловать!

Михаил, удивленно округлив рот, присвистнул:

— Ну, ты и баба! Впервые вижу, чтобы женщина от украшения отказывалась! — и тут большой воеводу решил пошутить. — Может, ты переодетая царевна?

Аленушка рассмеялась в ответ:

— Нет! Я из простонародья, дочь земли и солнца!

Князь спросил:

— Где ты так хорошо научилась драться?

Девушка ответила после некоторого колебания:

— Учил меня тут человек, он не хочет, чтобы я о нем говорила другим.

Скопин-Шуйский нахмурился и пробасил:

— А ты скрытная…

И, слегка подумав, князь добавил.

— Зачисляю тебя в свое войско! Будешь моим оруженосцем вместо Полкана!

Аленушка не согласилась:

— Он тебе и твоим предкам с отрочества служит, а ты его гонишь! Не пойду к тебе в оруженосцы!

Скопин-Шуйский недовольно рыкнул:

— Тогда будешь простым ратником! Дайте ей меч и коня! И уйди с глаз моих долой!

Аленушку увели. Князь Михаил проводил ее взглядом. Он чувствовал, как что-то похожее на любовь или, скорее, страсть, просыпается в нем. Простая крестьянка, а какова! Отделала оруженосца и даже Большому воеводе не стесняется возражать! Сколько в ней мужества, гонора и красоты!

Скопин-Шуйский сухо приказал:

— Остановимся здесь и перекусим!

Обед был простой — князю пожарили кабана. Не для одного, конечно, свите тоже досталось. Вепря жарили целиком на большом огне, поливая маслом. После чего князь Михаил лично рассек кабана на жирные куски. Воины ели быстро: походная привычка. Сам Скопин-Шуйский не спешил. Присев на бочонок с вином, он медленно смаковал кабанью ляжку. Перед глазами стояла Аленушка. Сильно запала девушка в душу. Ее нрав и навыки, ее красивая смуглая кожа, густые волнистые волосы… Дома князя ждет жена у колыбели их сына. То же красавица, но эта…

От размышлений Михаила отвлек Делагарди:

— У пушкарей орудие застряло, пойдешь, посмотришь?

Скопин-Шуйский неохотно поднялся с бочки и направился к окраине лагеря. Черный пес шведского воеводы, размером с волка, засеменил за князем. Михаил невольно прибавил шагу. Все же собака Делагарди выглядела зловеще. Хотелось, чтобы клыкастая тварь отстала.

Орудие на самом деле завязло капитально. Тяжелую осадную пушку приходилось перетаскивать по болотистой российской местности.

— Ну-ка, дайте, я попробую, — Скопин-Шуйский скинул кольчугу и попытался подсесть под орудие. Он любил показать окружающим свою мощь. Вязко, тяжело. Изрядно обмазавшись, князь подпер-таки ствол плечом и попробовал поднять. Скользко: ноги ушли в топь, и богатырь провалился по самую шею. Теперь стрельцы, подхватив князя за руки, стали вытаскивать его из трясины. С трудом им это удалось, но один из крупных сафьяновых сапог полководца оказал проглоченным топью.

Михаил погрозил трясине кулаком и смачно выругался. После чего отдал приказ подпереть орудие бревнами и оставить возле пушки охранный конный разъезд, чтобы вернуться и вытащить чугунную «дуру» позже.

Войско неторопливо двинулось дальше. Настроение у князя Михаила испортилось, он нарочно придерживал богатырского коня, стараясь отыскать Аленушку.

Однако броская девушка не попадалась ему на глаза. После обеда стало почти жарко, но нужно было идти навстречу отряду Шеина.