Разрыв не по шаблону - Тамара Шатохина

Но посуда на столе, к счастью, была самой простой — из матового стекла, обычной. Мама поделилась с нами:

— Когда мы только въехали сюда на постоянной основе, я тряслась тут… думаю и вы бы стали — дрезденский фарфор, хрустальное стекло… — покосилась она на тонко улыбающегося мужа, — а тут дети — вы переживали бы и за них, и за посуду. Так и оставим потом, да, родной? Мне так удобнее.

— Как скажешь, любимая, ты здесь хозяйка. Твое право, бай…йини…

Утром неожиданно приехал Адиль со своей женой — оказалось, они были совсем рядом — в Германии, решая какие-то вопросы. Общаться со светловолосой немкой у меня не было никакой возможности. Мы просто улыбались друг дружке и «мило» гримасничали, демонстрируя приятные эмоции. Ничего плохого я бы о ней не сказала — приятная, уважаемой профессии молодая женщина. Но языковой барьер! Подружиться нам было — не судьба, да и какая дружба на расстоянии? Зато очень быстро прониклись симпатией друг к другу Адиль и Алекс, как он его называл. Особенно явно демонстрировал свое доброе отношение Адиль.

— Леш, а о чем вы все говорите? Что он к тебе так проникся? — спросила я как-то, когда однажды, уже в сумерках мама отпустила нас прогуляться к озеру только вдвоем. Каменистая тропинка, кое-где подсыпанная мелким щебнем, виляя между редкими валунами, потихоньку приближаясь к темно-синей поверхности воды.

— Наши дела, — шутливо-солидно отозвался муж, а потом, не выдержав, признался: — Я расспрашиваю о вулканах, а он о пчелах. И хмм…. всячески демонстрирует свое одобрение. Тут для меня чуть странно было… но потом уловил — он считает, что Лев и Яся не мои, но я поступил, как настоящий мужчина — принял и люблю их, как своих. Не стал переубеждать. Раз промолчали твоя мама и его отец…

— А вообще — как он тебе? — поинтересовалась я.

— Молодой еще, и не сказать, чтобы жизнью не битый… но немного наивный, что ли? Открытый, честный, хороший парень, красивый, но вот харизмы той самой — мужской, которая, как канатом, тянет к себе, в нем нет… — заглянул он мне в лицо.

Я молчала, судорожно вспоминая — что еще он мог слышать?

— И не самец, само собой, — напомнил муж, посмеиваясь.

— Мы вроде не сказали ничего плохого, — выдохнула я.

— Вы наговорили столько хорошего, — обнял он меня, — что дальше трудно соответствовать. Стоянка далеко, и вы не слышали, но мы вернулись чуть раньше. Я сразу поднялся к вам — сказать. Не смог устоять, послушал немного. Спасибо, Ксюш.

— Да ладно… — все пыталась я дословно вспомнить наш с мамой разговор, — красиво тут, да? Свежо и так чисто везде.

— «И ностальгия…» — ухмыльнулся муж, — ну ладно — красиво. У нас в Фиалкино не хуже. Давай до конца пройдем — посмотрим, куда тропинка ведет.

Я сунула одну руку в карман пальто, а вторую, вместе с его рукой спрятала в его кармане — к вечеру становилось совсем прохладно, пора было переходить на теплые куртки. Мы прошли дальше вдоль воды. Под ногами хрустели камешки дорожки, густая трава еще не пожухла, но уже чуть полегла под холодными ветрами. Синий альпийский вечер не был похож на наши — звенящая, пронзительная чистота горного воздуха завораживала и даже в сумерках видно было далеко-далеко…

— Обратно? — негромко спросил Лёша, похоже, проникшись-таки здешними красотами: — Далеко зашли. Вдруг Димка проснется?

— Да! — встрепенулась я и сразу выдохнула с облегчением: — Ох, все забываю, что уже не кормлю.

— Как можно? Теперь все только мое, — притянул он меня ближе к себе и, просунув руку между застежками пальто, обхватил ладонью грудь. Потянулся к губам.

— Нельзя на ветру, — шепнула я, довольно улыбаясь.

— Глупости все это, — накрыл он мои губы своими.

Я была не против. Прижимаясь к большому Лёшке, сразу почувствовала себя уютнее и теплее. Кроме того, и я тоже ощущала что-то такое, чем просто нестерпимо хотелось поделиться, отдав даже вот так — наскоро, хотя бы капельку своей нежности, благодарности и тепла.