Почувствуй - Алейна Севимли (2022)

— Нет ничего, что я знала бы о тебе, от самого тебя. Как, по-твоему, я должна чувствовать себя? Скажи, для тебя что-то поменялось с момента нашего знакомства? До сегодняшнего дня, что-то изменилось?

Безумно хочу сказать правду, но не могу, это всё должно произойти иначе, или не должно произойти вовсе. Что изменилось с того дня, когда умер Джан, когда я решил, что все эти поползновения к любви должны закончиться?

Знаю, тогда умер мой лучший друг, и поддержка Кадер стала для меня опорой, но это не может длиться вечно, у нас разные дороги, и мы оба это понимаем. Нельзя говорить люблю и исчезнуть, поэтому лучше ничего не говорить.

— Ты стала терпеливее относиться ко мне, и я благодарен тебе за это.

Медленно закрывает глаза, усмехается, так и не подняв веки, и только через секунду смотрит куда-то на моё плечо тяжелым взглядом, полным разбитых надежд.

— Я пойду, — спокойно произносит девушка, не заглядывая мне в глаза, хотя я не спускаю с неё взгляда, просто не могу оторваться.

— Не сейчас. Едем домой, — говорю я, не надеясь, что она согласится, но отхожу от неё, возвращая свободу действий, сажусь на водительское сидение, жду.

Около минуты Кадер молча стояла, облокотившись на машину, так, как её поставил я, не шевелится, только продолжает обнимать себя руками чуть выше локтей, и смотреть на фундамент неизвестного нам здания, так хорошо освещенного фонарём. Молча разворачивается, открывает дверцу и садится на место. Продолжаем путь в полной тишине. Даже у совершенно незнакомых, чужих людей, было бы больше причин поговорить.

Она молча садиться на диван, снимает неудобные массивные серьги, непонятно по какому поводу красовавшиеся на её аккуратных ушах весь день, взгляд равнодушно-потерянный, не меняющийся с того самого момента, как я разрушил её мечты. Рушу их не первый раз, но только сейчас вижу последствия.

По глазам вижу, ждёт, пока я уйду, чтобы закрыться в ванной и под шум воды предаться слезам, оплакивая свои разбитые чувства. Я чудовище.

Не выдерживаю, сажусь напротив неё, прямо на стеклянный столик, заглядываю в печальные глаза, она отворачивается, не желая смотреть на меня.

Начинаю говорить, теперь уже совершенно ни к чему, этим уже ничего нельзя вернуть:

— Приблизительно через год после моего рождения, отец избил мать, судя по всему, делал он это не в первый раз, его жестокость сложно чем-то оправдать, у неё и причин не было. Она погибла, отношения с дедом у него испортились, тот приложил много усилий, чтобы это тайна не вышла наружу. Дедушка хотел забрать меня к себе, но отец противостоял этому, тут же нашел новую жену, и уехал в Анкару. Вторую жену он не бил, но она и без того была наслышана о нём, несколько лет прожила в страхе, так ещё он требовал от неё рождения ещё одного ребенка, но та, просто не могла этого сделать. И она сбежала. Всю свою злобу и обиду на жизнь отец вымещал на мне, добивался того, что я от одного взгляда ощущал силу его пощечины. Со временем он нехотя пошел на контакт с дедушкой, на лето отправлял меня сюда, и это были лучшие дни, я жил только ради этого, боясь совершить оплошность, чтобы в наказание меня не оставили дома. А потом ты знаешь, он женился на Мюжде, матери Фериде, после рождения сестры мы всё приехали сюда на пару недель, появление нового ребенка должно было примирить нас, но случилась авария.

— Он всегда был таким? — Тихо спросила Кадер, печально глядя на меня, но уже не от своего разбитого сердца, а из-за меня. Душевная боль, причиной которой стал я, не мешает ей жалеть меня.

— Ребёнком он был вполне обычным, как все, но в нашей семье есть ещё одна полутайна, не криминальная, но мы не вспоминаем об этом при ком-то, живём, словно ничего и не было.

— И что это? Хотя, ты не должен говорить.

— Скажу, ты ведь тут не чужая.

— Но и не своя, — тихо хмыкнула девушка.