Неверная - Айаан Али (2012)

После того как за охраной закрылась дверь, Йозиас спросил меня, где я была. Я сказала, в каком-то отеле в промышленной зоне в США; мне было запрещено общаться с друзьями, и единственными моими собеседниками были мои телохранители. Нили была вне себя от гнева. Я сказала: «Если мне придется вернуться туда, я хочу хотя бы иметь возможность общаться, узнавать новости и отправлять электронные сообщения. Мне нужно проводить больше времени в обществе других людей».

После ужина с нами должны были встретиться два представителя служб безопасности – глава отдела борьбы с терроризмом и глава отдела защиты и безопасности. Нили и Йозиас учинили им настоящий допрос относительно того, почему я была вынуждена жить в такой обстановке, в полной изоляции, вдали от всего привычного, и потребовали объяснить, какого именно нападения они опасались.

Наконец, спустя недели пассивного выполнения всех требований охраны, что-то внутри меня ожило. Я сказала этим людям: «Я приму ваше решение относительно того, когда именно мне можно будет вернуться в Голландию, так как это – ваша работа.

Но я отказываюсь возвращаться в тот мотель. В Америке меня никто не узнал. Я требую, чтобы мне разрешили посещать университет. Я хочу иметь возможность писать, читать, делать что-то со своим свободным временем. Я не могу бесконечно смотреть на шоссе под окнами».

Под взглядом Нили они поспешили ретироваться. Она сказала мне, что мои голландские друзья очень хотели узнать, что именно со мной произошло. Люди требовали сообщить им, где я нахожусь. Газеты ставили под сомнение необходимость в столь строгих мерах безопасности. Одной из причин моего временного возвращения в Голландию было желание развеять слухи и продемонстрировать голландцам, что я жива и со мной все в порядке. Мы договорились о том, что, прежде чем вернуться в Америку, я встречусь со своим ближайшим другом, Германом, а также с одним из корреспондентов газеты NRC Handelsblad. Йозиас предложил мне составить сообщение о том, что со мной все в порядке, и пообещал зачитать его членам партии во время съезда, запланированного на следующий день.

Следующий день я провела в одиночестве в Зальхеме, ожидая принятия решения о своей дальнейшей судьбе. В конце концов мне сообщили, что я встречусь с Нили, пообедаю с Германом и дам интервью Франку Вермулену из NRC. Мне не сказали, куда мы направляемся, однако здание Министерства финансов, к которому мы подъехали, было сложно не узнать. Меня усадили в большом пустом офисе, и вскоре дверь открылась, и вошла Нили с бутылкой шампанского. Мы сели писать текст для съезда либералов. Затем приехал Герман, и я попросила его найти какой-нибудь американский университет, который оказался бы приемлемым для людей из Министерства юстиции.

Видеть друзей и разговаривать с ними было ни с чем не сравнимым счастьем. Возможность увидеться с двумя друзьями одновременно спустя столько дней, проведенных в одиночестве, наполнила мое сердце радостью.

Когда шампанское закончилось, Герман спросил, есть ли еще бутылка. Я подошла к двери и обратилась к охраннику со словами: «Будьте добры, принесите бутылку вина». На что мне было сказано: «Но ведь после обеда у вас запланировано интервью для газеты! Вы не можете пить вино!»

«Ничего себе, это еще что такое?» – возмутился Герман. Он просто не мог поверить, в какой обстановке мне приходилось жить и с каким отношением к себе иметь дело. Возможно, к тому моменту я успела привыкнуть к этому, однако, вновь оказавшись в Голландии, я начала понимать, что тут что-то не так.

Во время интервью для NRC Тьирд – один из сотрудников, отвечавших за мою безопасность, – настоял на своем присутствии в комнате, аргументировав это необходимостью убедиться в том, что ничто из того, что я скажу, не поставит под удар мою безопасность. Когда Тьирд вошел в офис, Франк Вермулен практически потерял дар речи от удивления.