Неверная - Айаан Али (2012)

В другой группе девушки носили jilbab или были завернуты в девятиярдовое покрывало, которое моя бабушка называла guntiino. Юноши же носили белые рубахи, а если надевали брюки, то никогда не заправляли рубашки, и их штаны, как и рубахи, доходили до щиколоток. Они выглядели особенными, необычными, но таков был их способ показать свою веру. Они вызывали больше доверия, чем мальчишки на машинах.

Арро хотела, чтобы, приезжая к ней, я была одета, как Иман, знаменитая сомалийская модель. Иджаабо требовала, чтобы я надевала jilbab. Жить с ними в одном доме, когда они обе присутствовали там – по пятницам и субботам, а также во время каникул в июле и августе, – было все равно что находиться в эпицентре военных действий. Арро высмеивала одежду, друзей и образ жизни Иджаабо, а та, в свою очередь, считала своим долгом вернуть сестру на путь истинный.

Никто не рассказал «взрослым» про нас с Абширом, и, поскольку вся наша семья уважала его, они стали чаще оставлять нас с ним наедине. Мы постоянно разговаривали о Пророке Мухаммеде. Абшир считал себя чистым, истинно верующим. Он убедил меня надеть другую одежду, еще более плотную, чем мой хиджаб, чтобы не было видно ни единого изгиба тела. А я призналась ему, что мне стало трудно молиться пять раз в день и удерживаться от греховных мыслей.

Такие размышления приходили мне в голову все чаще и чаще. Когда мы оставались наедине, Абшир целовал меня, а он умел это делать. Поцелуй был долгим, нежным, просто невероятным, а потому греховным. Потом я говорила, что мне стыдно перед Аллахом, а Абшир отвечал:

– Если бы мы были женаты, наше поведение не считалось бы грехом. Мы должны тренировать волю и не позволять себе такого.

Так день или два мы сдерживали себя, а потом поднимали глаза друг на друга – и целовались снова. Абшир говорил:

– Я слишком слаб. Я думаю о тебе весь день.

Наше влечение, безусловно, было взаимным. Но мне начинало казаться, что мы пытаемся обмануть Господа.

Со слов сестры Азизы и из того, что вычитала сама, я знала, что важно было не только действие, но прежде всего – намерение. Нельзя было не только целоваться – нельзя было даже хотеть этого. Я же наслаждалась поцелуями, желала их, думала о них постоянно. Я боролась с этими мыслями, но не могла совладать. Я хотела Абшира, он хотел меня. И это был грех.

Начинался Рамадан, месяц поста, когда все должны поступать как можно более праведно. Сомали – полностью мусульманская страна; и Рамадан – это месяц объединения семей. Махад каждый день навещал нас; когда в сумерках звучал призыв к молитве, мы скромно ужинали тремя финиками и стаканом воды. Мы молились, а потом ели из большого общего блюда, счастливо смеясь; молодежь сидела отдельно от старших.

В восемь часов, когда наступало время вечерней молитвы, мы, молодые, все вместе шли в мечеть. Иногда Абшир, который был имамом в своей мечети, просил друга заменить его и шел вместе с нами. Все магазины были закрыты; улицы были полны смеющихся людей, огромная толпа стекалась к центральной мечети. Внутри огромное помещение было застелено ковром. Это было место для молитвы мужчин. Женщины молились в другом помещении, не таком величественном. Это был просто белый холл, устланный матами из сизаля. Но и таким это место внушало священный трепет.

После службы некоторые пожилые женщины уходили домой, но мы с Иджаабо продолжали молиться, как и Махад со своими друзьями. Мы проводили в молитве много времени и отправлялись домой только в одиннадцать часов. Мы, женщины, не имели возможности видеть имама, мы слышали его через динамик. Мечеть была полна: это было единение всех, общность тех, кто проводит время в молитве.