Неверная - Айаан Али (2012)

Теперь я знала, что существуют хостелы; мы сможем снять там неплохой номер и жить сами по себе.

Возможно, мама понимала по-английски лучше, чем я думала. Когда мы отправились в свою комнату, она пошла на рынок и купила много еды и три навесных замка. Вечером, когда мы с Хавейей собрались погулять, оказалось, что все двери заперты.

– Вы никуда не пойдете, – сказала мама. – Вот еда – приготовьте ее, если проголодались.

Хавейя взбесилась. Сорвав с себя платье и головной платок, она закричала:

– Может, это моя цель в жизни – стать проституткой! Я знаю все о том, как забеременеть! Посмотри на мои груди и бедра. Я подзову любого мужчину за окном, попрошу его дать мне свою сперму и ЗАБЕРЕМЕНЕЮ!

Она кричала несколько часов. Я заметила, что мама по-своему наслаждалась хлестким, резким языком, на котором говорила сестра, но не смягчалась.

Потянулись дни взаперти, наполненные яростью и скукой. Я обнаружила в себе такую силу гнева, о которой даже не подозревала. Через окно мы передали записки соседям и попросили отнести их Халве и Саре. Мать Халвы пришла к нам, чтобы попытаться убедить маму, что нельзя держать нас взаперти всю жизнь. Это был не выход. Мы умные девочки, у нас нет отца, и, в конце концов, у мамы нет других средств к существованию. Она сказала маме, что мы сможем найти работу в хорошей мусульманской фирме, где нам хотя бы позволят носить головной платок.

Мама снова обратилась за помощью к Фараху Гуре и другим мужчинам Осман Махамуд. Фарах Гуре согласился, что у мамы есть полное право запретить нам работать, если она считает, что так будет лучше. Но мы не могли выйти замуж, потому что отец не смог бы дать свое благословение. А запереть нас в доме – это только временная мера. Фарах Гуре сказал, что единственный выход теперь – отправить нас в Сомали, хорошую мусульманскую страну. Возможно, мы найдем там работу; в любом случае, нам пойдет на пользу жизнь среди сомалийцев.

Маме ничего не оставалось, кроме как согласиться. Когда нам сказали, что мы поедем в Сомали, я пришла в восторг. Хавейя сказала мне:

– Айаан, вернись с небес на землю. Тебе там не понравится.

Она знала, чего я жду: что меня там признают и полюбят. Я думала, что в Сомали будет много достойных людей, которые относятся друг к другу как положено; что местные сомалийцы будут совсем не такими, как те, которых я встречала в Кении. Джавахир рассказывала мне, что там нет насилия и преступлений. Там всегда тепло, нет ни холода, ни туманов, которые не редкость в Найроби. Всю жизнь мама говорила мне, что во всем плохом, что было в ее жизни, виноваты кенийцы; а Сомали была синонимом справедливости и чести. В Сомали все пойдет как надо и обретет смысл.

Еще я узнала новость о том, что силы ДФСС продвинулись через север страны до самого Бари. Отец уже однажды был в Сомали, но, в отличие от некоторых беглецов, он отверг предложение отказаться от борьбы и стать приверженцем широкой улыбки Сиада Барре. Казалось, режим Сиада Барре вот-вот падет, скоро наступит мир, и все беженцы смогут вернуться домой.

В марте 1990 года, когда мы отправились в путь, мне было двадцать лет. Я боялась Могадишо, но была рада уехать от мамы из Найроби и вернуться в свой настоящий дом, к своим корням.

Глава 7. Разочарование и обман

Едва мы вышли из самолета в Могадишо, на нас обрушилась жара. Я была в таком восторге, что помощник Фараха Гуре, сопровождавший нас, не выдержал и рассмеялся. Но меня испугал царивший вокруг хаос. Взлетная полоса была всего лишь дорожкой, проложенной по песку. Пассажиры копались в огромной куче чемоданов и сумок, бесцеремонно сваленных прямо под самолетом. За воротами аэропорта нас тут же обступила толпа мужчин, наперебой предлагавших подвезти до города. Во всем происходящем не было никакого порядка.

Но это было не важно – подумаешь, аэропорт. Своей родине я готова была простить все что угодно.