— Да, сейчас, — я полезла в сумку за ручкой.

Всегда ношу с собою чёрную гелевую ручку, считаю её самой удобной для нательных записей. Есть у меня небольшой бзик. Делаю пометки на своих запястьях и локтях, когда на запястьях места не остаётся. Поэтому моя левая рука всегда исписана датами, списками покупок, именами, номерами, адресами, любимыми цитатами, короче, всем тем, что обычные люди записывают в блокнот или записную книжку. Но книжки я всегда теряю. И информацию искать долго. Одним словом, неудобно. Поэтому, привычка, зародившаяся ещё в глубоком детстве, пустила во мне свои корни и сейчас находится на вершине своей эволюции, но я не против.

Вот и сейчас, в порыве записать номер, я схватила Артёма за руку, притянув к себе, и задрала длинный рукав футболки, оголив локоть. Но здесь уже была надпись. Правда, она сделана не ручкой, а чернилами. Латиница, я сразу узнала одну из своих любимых фраз: «Ignoscas aliis multa,nihil tibi». «Другим прощай многое, себе — ничего». И выполнена очень интересно. Мелким каллиграфическим шрифтом так, что можно взглянуть самому, чтобы напомнить себе в нужный момент сию истину.

— Красиво, — вымолвила я.

— Спасибо.

Артём снова смотрит на меня, щурясь. И не знает, как вежливо сообщить, что я мёртвой хваткой вцепилась зачем-то в его руку и не спешу отпускать. Это до меня не сразу дошло. В момент, когда я аккуратно под надписью приписала свой номер и подписала имя, а по окончании всего заметила в его руке телефон. Тогда меня и осенило, что я делаю странные вещи. И если он до сих пор относил моё поведение к разряду немного шокированной недавним инцидентом, то теперь явно позвонит людям в белых халатах, чтобы они забрали меня в жёлтый дом.

— Ты же… не считаешь странным, что я сейчас… написала… Мне просто как-то это привычно. Глупо, да?

— Норма. Я руки мыть не буду! — положа руку на сердце, возвестил он. — А теперь, я побежал. Мне, правда, надо. Опаздываю! Пока!

— Пока!

Он сорвался с места и побежал в противоположное от пруда направление. Я же ещё некоторое время посидела, разговаривая с уточками. Интересуясь у них, как у настоящих свидетелей нашего знакомства, что они думают по поводу того, что он попросил мой номер. Для меня это в новинку. Но уточки не отвечали и обиженно одна за другой уплыли на другой конец пруда, конечно, я же их не покормила. Я вскоре тоже ушла домой.

6

Первым делом на повестке дня — завтрак. Но перед тем как двинуть на кухню я зашла к себе, чтобы вложить цветочек в книжку. Будет обидно, если он завянет, а поставив в вазу, я обеспечу ему именно такую нереспектабельную будущность. Мне приятно было бы сохранить его. И, конечно же, я буду ждать звонка Артёма. Очень буду…

Поразительно, но мальчишки соизволили появиться на кухне лишь ближе к обеду, вместе со мною. Когда мы втроём пытались сдерживать натиск напирающих соседушек, а также вызволить вон Агриппину, они мирно дрыхли в своих кроватях и в ус не дули. Нет, ну надо же.

— Проснулись, неужели? — Соня беспардонна, впрочем, как обычно.

— И хотели бы услышать «доброе утро», — Егор в своём обыкновении пытлся быть милым.

— Доброе утро! — мрачно возвестил свой приход Стас, сверкая очками.

Интересно, а чем он всю ночь занимался? Вероятно, не спал, вон глазища какие красные. Опять всю ночь рубился во «что-то там». И скорее всего в наушниках, а значит, не слышал ночного гомона. Егор помахал ему. Я пожелала доброго утра в ответ.

— Кажется, наш красавчик-братик не ночевал дома! — озвучила свои догадки Соня.

— Я ночевал! — искреннее возмущение в голосе Стасика вызвало улыбки, ведь она обращалась к Егору.

— А я нет, — не стал он отпираться.

— Почему? — робко спросила я.