Куколка - Ирина Воробей

В машине отец снова держал речь, которая теперь должна была мотивировать Татьяну на балетные подвиги. Это заметно приглушило костер восстания.

— Как быстро летит время, — начал он. — Столько лет и трудов. Твоих, моих. Ох, Куколка! Пусть ты не исполняешь сольную партию, но все равно... ты у меня умница! Многие ведь даже до выпуска не доходят. И дело вовсе не в таланте, а в упорстве. Я верю, ты, если захочешь, всего добьешься. А неудачи делают нас только сильнее. И мудрее. Нам сейчас нельзя унывать. Скоро перед тобой откроется настоящий мир балета, настоящие репетиции, настоящие спектакли, настоящая публика. Знала бы ты, какое это удовольствие, получать цветы от благодарных зрителей, а нет от каких-то тупоголовых барменов.

Стоило только отцу вспомнить о Вадиме, как Татьяна нахмурилась. До этого момента речь действовала позитивно. Она набиралась понемногу мотивации, хотя бы для того, чтобы завершить начатое. Но слово «бармен» теперь резало душу.

На счастье Татьяны, доехали они быстро. Из машины сразу разошлись каждый по своему пути: она — через служебный вход в гримерку, а отец — через парадный в центральный холл.

Сегодня все казалось Татьяне еще более торжественным и величественным. В театре было тепло и уютно. Теплоту, в основном, создавал желтый цвет ламп накаливания, что использовались почти во всех люстрах и светильниках. В гримерках все так же было тесно и душно. Общий свет здесь тоже тускнел под потолком, но у каждого зеркала горели яркие лампочки, обрамляющие его по периметру, чтобы краситься с удобством.

Муравьева держалась особняком, как и всегда, пританцовывая на цыпочках. Ее партнер старался быть поблизости. Но она пока не обращала на него внимания. Остальные разбились по кучкам и общались между собой. Все обсуждали только предстоящий спектакль и волнение по этому поводу. Зал потихоньку набивался зрителями, основную часть которых составляли родственники и друзья выступающих, преподаватели и не выпускающиеся студенты академии.

— Ну, что Тань, сегодня твой тоже придет? Надеюсь, додумается в этот раз нормальные цветы принести. Не репетиция все-таки, — ехидничала Даша. Остальные выдавили по легкому смешку.

Татьяна тяжело вздохнула, закатив глаза, и отвернулась к зеркалу. Перед тем, как попасть к визажисту, надо было подготовить на лице основу под макияж. Она молча достала косметичку и выдавила специальный крем на подушечки пальцев.

Подружки продолжали посмеиваться, уже не обращаясь к самой Татьяне, будто ее и не было. Чудесным образом за соседним столиком оказалась Муравьева, которая заговорила первой:

— На самом деле, ты зря с ним так жестоко. Бедный парень сглупил, конечно, но от любви умнеют только глупые, а умные, наоборот, тупеют. И тупят, — надавила она на последнее слово.

Татьяна удивленно посмотрела на ее уже разукрашенное визажистом лицо. Муравьева выдавила слабое подобие улыбки. Все равно приятно было увидеть искреннюю доброжелательность, пусть не полноформатную, но зато без издевок и подвохов. Особенно на фоне тупоумных замечаний подруг, продолжавших мусолить вчерашний случай.

— Спасибо, — не совсем кстати ответила Татьяна, но именно это слово четко описывало ее чувства.

Муравьева хмыкнула, тоже заметив, что ответ оказался невпопад, но не стала это вслух подмечать, за что Татьяна благодарила ее вдвойне.

Потом все разбежались по своим зеркалам, начали надевать пачки и пуанты. Затем шла разминка. Татьяна самая последняя попала к визажисту, потому что ее меньше всех остальных волновал внешний вид. Она сама себе удивилась, ведь раньше внешний вид на сцене был самой важной для нее вещью. Позже она тоже присоединилась к разминке, которая помогла снять часть напряжения и сконцентрироваться на спектакле.