Лев - Ксения Черногорская

— И в чём разница, по-вашему?

— По-моему? — быстрый взгляд.

— Да-да, по-вашему.

— По-моему, она огромна.

— Это не ответ, — качаю головой я. — Вот, по-моему, разницы нет. Точнее, есть.

— Вы уж определитесь, — ухмыляется он.

— Она в том, — говорю я, — что если сказать "очень", то это звучит приятно. А если сказать… ну… в общем, так, как вы сказали, то…

— Неприятно? — взглянув на меня, спрашивает он.

Взгляд откровенно насмешливый.

Вздыхаю.

— Менее приятно, — чеканю я.

— Зато более искренне.

Что возразить на это я не знаю.

— Мне дико интересно, как вы трахаетесь, — вдруг произносит он.

Вроде задумчиво произносит, но я даже опешиваю. Отвыкла от того, что он вот так общаетесь.

— Вот прям дико интересно, — продолжает он. — Тоже по правилам? Которые вам кто-то когда-то навязал?

— Лев, — строго говорю я. — Вы сейчас правила дорожного движения соблюдаете?

— В целом — да, — ухмыляется он. — Но иногда — нет.

— Плохо, — говорю я, — что иногда нет.

— Почему?

— Потому что это опасно?

— Не, — качнув головой, возражает он. — Вы не поняли. Все правила, что касаются безопасности, я соблюдаю неукоснительно. Вопрос: при чём тут обсценная лексика?

— При том, — хмурюсь я. — Вы бы стали говорить с ребёнком матом? М?

Он смеётся.

— Причём здесь дети вообще?

— При том, что вы при детях наверняка, ну, я надеюсь, по крайней мере на это, не стали бы говорить матом. И получается, что вы прекрасно понимаете, что ругаться — нехорошо.

Он качает головой. Снова останавливает перед перекрёстком машину и тоже чуть поворачивается ко мне. Внимательно смотрит в глаза. Каждый его взгляд сейчас — такой. Изучающий. Чуть ли не пристальный. Но я этот взгляд выдерживаю.

Вздыхает.

— Олесь.

— Что?

— Как вы относитесь к сексу?

— В каком смысле? — настороженно спрашиваю я.

— В самом прямом.

— Если в общем?

Вздохнув, качает головой.

— Нормально отношусь. Если мы говорим о взрослых людях.

— Да вы можете не добавлять это, — говорит он. — Мы по умолчанию говорим сейчас о взрослых людях.

— И что?

— А то. Вы при детях сексом заниматься будете?

— Разумеется, нет!

— Потому что вы прекрасно понимаете, что сексом заниматься нехорошо?

— Что за чушь? — морщусь я.

— Так вы только что сказали то же самое на тему обсценной лексики. Вы же к этому аппелировали.

— Это другое, — хмурюсь я.

— Ну, разумеется, — ухмыляется он. — Слово "хуй" — означает "еловая шишка". Изначально вообще — отросток, побег. Слово "блядь", по крайней мере по одной из версий, происходит от глагола "блядити", что означало пустословить или обманывать. Привирать, иначе говоря. "Сволочь" — это это вообще глагол. Сволочь в кучу. Кстати, обсценной лексикой не является. "Шваль" — "шевалье" или, если в английском, а не в французском: "кавалер". "Мразь" — мороз. Сука — самка собаки.

— И к чему вы мне это рассказали? Не понимаю.

— Ну, вот например, — он ухмыляется: — Сука, мразь.

Вздохнув, закатываю глаза.

— Самка собаки, мороз, — весьма довольный собой, произносит он. — Вот если я бы сказал так, вы бы сочли это чем-то нехорошим? Я про "самку собаки, мороз".

— Нет.

— Ну, вот. Слово "мужик" — раньше было оскорблением в высшем обществе. И словосочетание "настоящий мужик", скорее бы обидело представителя дворянина, да или просто горожанина. Слово "пошлость" — означало что-то обыденное, скучное, неинтересное, надоевшее. И не имело никакого отношения к похабени или скабрезности.

Молчу.

— Вот скажите, — спрашивает он. — Вас слово "удочка" смущает? Или слово "удилище"?

Чую подвох.

— Нет.