— А… как вы узнали? — Если знает она, значит знают и остальные…

— Все знают, Лера, и про твою беременность тоже.

— Черт, — вырывается из меня, хотя я столько раз обещала себе не ругаться. — И Миша?

— Он первым узнал.

— Первым?

— У тебя был при себе телефон и там только один номер. Я не знаю, правда ли это, но ему позвонили из реанимации и сказали, что тут девушка без документов. Он тоже тут был вчер авечером, его вызвали…

— Опознать меня…

— Скажешь тоже, подтвердить личность.

Мой телефон рабочий и там действительно был только его номер. Кто знал, что так все получится, лучше бы я записала туда тетю Нину.

— Чтобы ему рассказали о твоем здоровьем, он сказал что он твой муж. Так что не удивляйся, когда тебе скажут про мужа. Они предупредили про беременность и что пытаются сохранить ребенка.

— Он не должен был узнать. Не сейчас.

Я кладу руку на низ живота глажу кожу, не веря, что во мне все еще бьется маленькое сердечко.

— Но он знает. И он не дурак и умеет считать. Все очень переживают за тебя и хотят проведать.

Она крепче сжимает мою ладонь и гладит большим пальцем. Я пытаюсь улыбнуться от приятного чувства, что есть хотя бы один человек, который ничего от меня не ждет, не обижен и не обвиняет…

— Можете соврать ради меня?

— О чем? — настороженно спрашивает.

— Скажите, что у меня слабость и я почти не разговариваю. Все время сплю. Я не хочу никого из них видеть. Мне их жалость не нужна. Я этого не хотела и получила в итоге. Как только они узнают, сразу что-то поменяется. А я не хочу, чтобы ребенок решал все. Мне не нужно какое-то другое отношение из-за жалости. Им было все равно. Достаточно теперь, что они пожелают мне здоровья мысленно. Алисе можете передать, что, как только я выпишусь из больницы, то съеду от вас. А Мише — что его новый пиарщик как раз вовремя появился.

— Лера, перестань, никто тебя не выгоняет.

— Не выгоняет. Я сама уйду. Относиться по-человечески надо всегда, а не только тогда, когда чувствуешь вину.

— Давай мы не будем сейчас об этом. Угроза выкидыша все еще есть, поэтому тебе нельзя нервничать. Ближайший месяц тебя не то что не выпишут, тебе вставать не разрешат. Поэтому пусть все идет своим чередом, не горячись. Я буду рядом. Каждый день могу к тебе приезжать.

— Хорошо, я не буду горячиться. Но пожалуйста сделайте, как я прошу. Я не хочу с ними встречаться.

— Ладно. Я сделаю, как ты просишь, но я не могу запретить ему не приходить. Мы обо всем с Мишей говорили и решили не сообщать твоим родителям. Если надо, скажешь сама.

— Спасибо. Правда. Им точно не надо знать. Как можно дольше. Можете у Миши забрать кое-что мое. В верхней ящике моего рабочего стола остался мой телефон, а тот рабочий я ему верну. Новому сотруднику он пригодится.

Она никак не комментирует это известие, но понимает, что я теперь без работы.

— Хорошо, я попрошу Мишу.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты устала? — Я мотаю головой из стороны в сторону и не знаю, как ей сказать. От одной мысли слезы снова скапливаются в глазах. — Что, Лера?

— Мне в туалет надо, поможете встать? — Пытаюсь упереться локтем в жесткий матрас и приподняться.

— Туалет тебе пока для тебя закрыт. Сейчас найду горшок, — усмехается она по-доброму.

— Я не хочу так, — машу головой и падаю на подушку. Снова упираюсь рукой в кровать и хочу перевернуться.

— Лера, ну куда ты пойдешь? — она говорит и не слышит меня.

— Я не не инвалид и не беспомощная, — повышаю голос. — Я не буду ходить в горшок. Я сама смогу дойти.

— Лерочка, тише, — успокаивает меня, смягчая голос. — Это временно. Завтра сама пойдешь, но сейчас тебе нельзя вставать.

— Я не буду… — слезы жгут душу от осознания своей беспомощности. — Помогите мне встать.