Запретные чувства - Тина Рамм

Как только охране ресторана удалось разнять нас с Дэном, на улицу вбежала обескураженная Натали. Ее тонкие пальчики сжимали маленький телефон, а собеседник все еще продолжал что-то говорить. Мне было достаточно только одного ее слова «Авария», как я без раздумий влетел в салон своей машины и в это же мгновение тронулся с места. И вот я еду по заснеженной трассе, пытаясь сконцентрироваться на дороге и найти поломанную машину.

Спустя пятнадцать километров от ресторана перед собой я вижу отвратительно помятую синюю иномарку. Я резко давлю по тормозам и вылетаю с салона. Пока бегу к месту аварии взглядом оцениваю ситуацию: машину несколько раз перевернуло и из-за этого ее двери, бампер и капот помяты, а лобовое стекло разбито. Внезапно передо мной вырастает силуэт Кирилла, и он подходит ко мне.

—Я пытался отстегнуть ремень, ничего не выходит. Кажется, ей очень плохо. Я вызвал скорую помощь, но в такую погоду они еще не скоро сюда доедут.

Я совсем не смотрю на него и еле себя сдерживаю, чтобы не развернуться и не придушить этого урода прямо здесь. Он был за рулем, и это по его вине произошла авария. Из-за потасовки с Дэном, я не смог заметить их исчезновение. Опомнился только когда Натали сообщила о случившемся.

Чем ближе я подхожу к разбитой машине, тем сильнее меня начинает трясти изнутри. На меня это совсем не похоже, но прямо сейчас я чувствую, как немеют мои ноги и пальцы рук и это отнюдь не от холода. Когда я распахиваю пассажирскую дверь, которая еле держится на петлях, мое дыхание прекращается, а сердце пропускает несколько ударов.

Мелисса лежит с закрытыми глазами, откинув голову назад и оперевшись затылком об спинку кресла. Ее лицо искажено болью, глаза сильно зажмурены, нос нахмурен, пухлые губы сомкнуты в тонкую линию. На коже ее лица засохшая алая кровь, которая так сильно контрастирует с нездоровой бледностью. На щеках и скулах несколько царапин и синяков. Я опускаю взгляд ниже, туда, где находятся ее руки и меня словно пробивает током, я забываю как дышать, говорить и что-либо чувствовать. Потому что ее тонкие ручки сжимают черный металлический штырь, который пронзил ее тело. На ее коленях полно крови, белая ткань платья разорвана и пропитана кровью, ее тонкие ножки заметает снегом.

—Алекс…— я не мог пошевелиться и просто смотрел на ее искорёженное тело, пока ее охрипший и обессиленный голос не отвлек меня.

Мелисса смотрит на меня туманным взглядом и кажется, как будто и вовсе сквозь меня. Протягивает тонкую ручку и замечаю, с каким трудом ей удается малейшее движение. Но тут ее рука бессильно падает на кресло, залитое кровью и сверху присыпанное осколками стекла.

—Мне так больно, Алекс, — опять этот тонкий и хриплый голосок. Она продолжает смотреть на меня, надеясь на спасение.

—Все хорошо, я тут, — я беру ее окровавленную руку в свою ладонь и подношу к губам. —Я рядом, Мелисса.

Я тянусь к креплению ремня безопасности, намереваясь освободить ее. Снова и снова нажимаю на рычаг, но ничего не происходит. Она прикована к сиденью из-за этого чертового ремня. Тогда гениальная мысль приходит ко мне в голову, и я покидаю салон. Подхожу к помятому багажнику и с трудом открываю его. Роюсь в вещах Кирилла и, наконец, нахожу то, что мне нужно. Возвращаюсь к Мелиссе и пытаюсь перерезать ремень острием ножа.

—Тебя так долго не было… Я очень ждала тебя…

—Теперь я рядом, все будет хорошо.

Я продолжаю усердно резать плотный материал ремня и понимаю, что нельзя терять ни секунды. Этими словами я пытаюсь успокоить самого себя, ведь внутренний голос нашептывает: «Ты не успеешь. Она умирает». Но от этих голосов в голове я крепче сжимаю рукоятку ножка и начинаю ускоряться. Я не могу ее потерять. Я просто не могу.

Когда мне наконец удается разрезать плотную ткань ремня и освободить ее тело, передо мной возникает другая проблема ­— штырь, торчащий из ее живота.