Мой малыш миллионера - Анастасия Сова

Он, конечно, может не разбираться во всех этих женских штучках, но явно не идиот, учитывая, что когда-то мы планировали ребенка.

Прячусь в кабинете начальства, и закрываю дверь. Снаружи получится войти только если у тебя есть ключ. Так что можно не волноваться.

Снимаю сарафан. Вешаю его на некоторое подобие змеевика, бюстгальтер промакиваю салфетками, а затем в белье и босоножках возвращаюсь обратно в кабинет Мирона.

Первым делом, сцеживаю молоко, потому что по-другому больше нельзя. С собой у меня был маленький стеклянный молокоотсос, который я кинула в сумку в последний момент, еще когда впервые собиралась на работу.

Сердце кровью обливается, когда приходится в последствии вылить в раковину все, что нацедила.

Безобразие! Сына пичкаю смесью, а натуральный продукт впустую сливаю в канализацию. Даже слезы на глаза наворачиваются от обиды. А все это он! Мирон виноват! Заставил меня тут торчать целыми днями вместо того, чтобы просто вернуть на работу в ресторан.

Вспомнив про неприятное задание Коршунова, перебираю несколько папок с документами. Потом нахожу тоненькую синюю папочку с мелким названием «Лицензии». Нужная оказывается первой. Видимо, она основная, самая важная.

Довольная убираю ее обратно на полку. Пока. Вот оденусь, а потом заберу ее с собой прежде, чем выйти из кабинета.

Только вот моим планам не суждено было сбыться.

Неожиданно в замочной скважине начинает скрежетать ключ.

Мамочки!

До уборной добежать я уже не успеваю, и поэтому, когда Мирон распахивает дверь, я оказываюсь перед ним во всей свой красе.

Сначала мужчина замирает на пороге кабинета.

Я тоже застываю на месте. Даже не догадываюсь хотя бы бюстгальтер прикрыть руками.

– Это что? – оживает, наконец, он.

– Я… Я просто… – запинаясь, пытаюсь придумать какую-нибудь адекватную причину, ведь прекрасно понимаю, как все это выглядит. Может ли здесь вообще найтись адекватный ответ?!

– Чертова стерва! – рычит Мирон, а потом набрасывается на меня.

Не успеваю опомниться, как оказываюсь прижатой крепким телом к шкафу с документами. Мирон нападает на мои губы как хищник на долгожданную добычу, как путник, бродивший по пустыне, на флягу с водой.

Он чувственно и сладко сминает их. Я сама будто получаю что-то такое, о чем давно мечтала.

Наш поцелуй становится более глубоким, и я окончательно теряю рассудок. Перестаю анализировать, выключая все мысли.

Мирон подхватывает меня на руки и куда-то несет. Состояние эйфории разрастается, и я уже не могу ему сопротивляться.

Кожей чувствую прохладную гладкую поверхность стола. Мужчина нависает сверху. Снова жадно целует меня, доводя до беспамятства. А потом вдруг отстраняется. Смотрит внимательно. Прямо в глаза. Долго. Точно пытается что-то понять.

Мне даже страшно становится от этого пронзительно взгляда.

Вижу, как губы мужчины вытягиваются в одну тонкую линию. Это нехороший знак.

Потом он и вовсе возвышается над столом во весь свой огромный рост.

– Пошла вон отсюда! – рычит Мирон, а мне от этих слов хочется сжаться в маленький комочек.

Поднимаюсь и в слезах бегу к двери. Практически в последний момент вспоминаю про сарафан, и меняю траекторию движения, чтобы забрать его.

Наверное, со стороны все это выглядит очень нелепо.

Там же в ванной хватаю молокоотсос и, зажав его в ладошке, стараюсь незаметно пронести мимо начальства.

Весь оставшийся день сижу как на иголках. Мирон не выходит из кабинета. Он вообще не подает признаков жизни. А мне кажется, что в любую секунду Богданов появится на пороге и заявит, что я уволена.

От стресса даже сидеть нормально не могу. Ерзаю на месте, то и дело подскакивая от каждого шороха. Ладоши потеют.

Надо же было так вляпаться!