Там, где тебя нет - Елена Левашова

Папа шлепает к тумбочке, включает допотопный чайник, достает пакетики и банку варенья. Я пью сладкий чай и свежий, неизвестно откуда взявшийся бульон. Закрываю вновь отяжелевшие веки и под шорох шагов и отцовские присказки проваливаюсь в забытье. Не знаю, сколько проходит времени, но просыпаюсь я от поглаживаний по щеке. Таких знакомых… Втягиваю носом воздух, пропитанный запахом цитрусовых духов. Кожей чувствую ее… Похоже, мне это снится! Так не хочется прогонять сладкий сон и открывать глаза… Сталкиваться с реальностью, в которой ее нет…

– Варя… – протягиваю хрипло и все-таки открываю глаза.

Она плачет. Бросается на мою грудь и тихо плачет, что-то лепечет бессвязно, а потом целует меня в щеки и лоб. Перебирает мои отросшие кудри и смотрит прямо в глаза.

– Я в раю? – улыбаюсь, морщась от нарастающей боли. – Это правда ты?

– И я в раю, Федь. Потому что без тебя… ад. Федька я…

– Молчи, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты меня жалела или…

– Я люблю тебя, дурак! – взрывается она. – Федька, я… Даже если я не нужна, и ты меня разлюбил… Знаю, наверное, я заслужила. Но… Я. Тебя. Люблю. – Всхлипывает она, напряженно ожидая моего ответа.

Худенькая, бледная, измученная… Такая же, как и папка мой. Варька меня ждала, и скрин, что прислала Лика – недоразумение или ложь… Не хочу строить догадки, но вопрос все же срывается с губ.

– Варь, это же не из-за… травмы и моего положения.

– Федь, я не знала о скрине. Лика сама отправила эту… гадость с моего телефона на свой. Я никогда бы не стала так говорить, и ты… – Варька бледнеет и хватает воздух ртом. – Я… тебя… ждала.

– Господи, Варь… Я не хотел оправданий. Варька, я… Ты мне больше жизни нужна. Я… дурак, что завел этот разговор. Варь… тебе плохо? – мычу, пытаясь подняться на локтях.

Она тянется ладонью к стоящей на тумбочке бутылке и жадно пьет. Смахивает со лба испарину и ложится на мою грудь. Часто дышит, поглаживая мои волосы. Не думал, что «девчачьи» кудри так ей понравятся. Мои руки ложатся на ее дрожащую спину, гладят плечи, зарываются в волосы. Приподнимаю Варькин подбородок и целую пересохшие губы. Тыкаюсь, как слепой котенок в ее соленые от слез щеки, веки, лоб…

– Пообещай, что больше никогда не исчезнешь? – оторвавшись от меня, шепчет Варя.

– Обещаю.

– Ты веришь мне, Федь?

– Да, – тянусь, чтобы поцеловать, но она отстраняется и напускает на лицо серьезный вид. – Что, Поленкина? Ну да, я тебе верю. Верю, Варюха… И очень-очень люблю…

– Даже если и не любишь, тебе от меня не отвертеться, Горностай. – Категорично произносит она.

– Да? Смелая, значит?

– Федька, не знаю, как сказать… Хорошо, что ты сейчас лежишь.

– Говори уже, Поленкина. – Закатываю глаза и тянусь к девчонке загребущими лапами.

– Я беременна. У нас двойня.

Молчу, ошарашенный новостью и опьяненный внезапно охватившей меня радостью. Подумать только – я отец! В бурлящую радость вихрем врывается страх – что, если бы я погиб? И стыд, спящий где-то на задворках сознания, бесцеремонно поднимает голову – я не отвечал на ее сообщения, игнорировал звонки и вел себя, как обиженный маленький мальчик. Легко поверил в хитрость той, что так меня хотела… Позволил кому-то управлять нашими судьбами, как марионетками. Сам чуть все не разрушил из-за своей гордости! Черт!

– Федь, ты молчишь? Понимаю, я виновата сама… Напортачила с таблетками.

– Варька, любимая, прости меня. Я вел себя… Черт, я как увидел дурацкий скрин, у меня такая пелена перед глазами всплыла. Я сгинуть в этой тайге хотел, веришь? Потому что… без тебя…

– Федь, я тебя люблю.

– Музыка для ушей, – улыбаюсь, крепко обнимая ее. – Ангельское пение.

– Всегда теперь буду говорить, – смущается она. Тянет мою ладонь и кладёт на свой еще совсем плоский животик. – Пока нет ничего, но… мне хочется, чтобы малыши тебя почувствовали.