— Как ты можешь со мной так разговаривать? Я твоя мама.

Женщина театрально и наигранно всхлипнула. Стало дико мерзко. Особенно от осознания, в каком болоте я погряз. Без возможности выбраться.

— Нет, дорогая, — я приблизился к родительнице и навис над ней, с наслаждением наблюдая, как дрожит от страха. — Ты мне мать. Биологическая мать. Не более. Мамой ты перестала быть в тот момент, когда ради своего любовника побежала заяву на меня писать.

— А ты думал, что я не узнаю, что ты моего ребёнка отобрать хотел? — мать сощурила прозрачные глаза с полопавшимися капиллярами. — За моей спиной, щенок! Мать оклеветал. Ты хоть знаешь, что я пережила? — родительница всхлипнула горестно. — Хоть представить можешь? Я мужа потеряла! Я каждый день вижу его во снах. Там! Там я вижу его. Поэтому и не могу остановиться принимать! А ты за это упрекаешь меня. Тебе никогда не понять, какое горе я пережила.

Женщина рыдала, полотенцем размазывая сопли по лицу. Скривился. Что измазанная собственной блевотиной, что провонявшаяся мочой, что рыдающая, она одинаково была омерзительна. До тошноты. До рвотных позывов. До желания причинить физическую боль.

— Ты забыла об одном. Ты потеряла мужа, но у тебя осталось три ребёнка. Одному из которых было восемь лет. И который почти стал инвалидом по твоей вине.

— И что? Ты теперь меня всю жизнь попрекать будешь тем, что я на лавочке заснула? — мать вскинулась, плакать перестала.

Ощетинилась, глазами впилась в лицо, походя при этом на шакала. А я понял, что разговаривать с ней нет никакого смысла. Как последний идиот повторяю одно и то же. Но только чувства вины мать не испытывает.

— Что ты сказала Михайлине? — настойчиво переспросил.

— Ничего, — мать фыркнула.

— Какой спор? — не встряхнул её за плечи только по той причине, что прикасаться к ней было противно.

— Какой спор? — мать деланно удивилась. — Ты про что, сынок?

Захотелось что-то сломать. Разрушить всё вокруг, чтобы остались лишь одни руины.

— Слушай, родной мой, ты не думал, что девчонка просто всегда была влюблена в Игоря? А ты просто замена. Ты же знаешь, как к Игорю всегда люди тянутся. Как его все любят. Это ты всегда надутый и злой ходил.

Я смотрел на мать. На её худой скелет, обтянутый кожей. На редкие волосы и крысиный хвостик. На морщинистую кожу лица, потрескавшиеся уголки губ и нервно бегающие глаза. И понимал, что в очередной раз она сравнила меня с братом, втоптав меня в дерьмо. В очередной раз ткнув носом в то, что Игорь лучше. Только с изумлением понял, что меня больше это не трогает. Что мне срать на то, что мать любит Игоря больше.

Развернулся, чтобы покинуть кухню, но мать продолжила говорить в спину:

— Это потаскушка с тобой была, а сама глаз на Игорёшу положила. Соблазнила моего мальчика и уехала, разбив ему сердце.

— Мать, твои мозги совсем поплыли от наркоты. Неплохо было бы начать книги читать. Ты филолог, как-никак. Фантазия не работает совсем. Раньше сказки больше впечатляли.

— Зря не веришь мне! Я плохого не посоветую. О тебе забочусь!

Иногда создаётся ощущение, что моя мать младше Насти. То ли из-за наркоты отупела, то ли в детстве она мне умной казалась, а на деле такой и была.

Покинул кухню, засунул ноги в кроссовки, из рюкзака достал пачку сигарет и вышел в подъезд. Сел на ступеньки, закурил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Снова уставился на дверь в квартиру Мишки. Плачет? Или Настя успокоила?