Звезда Парижа - Роксана Гедеон (2013)

Морис галантно улыбался и даже раскланивался с особо привлекательными незнакомками. Не то чтобы он так уж желал любовных приключений. Скорее всего это была бессознательная потребность чего-то нового, желание развлечься хоть чуть-чуть, свойственное всякому молодому мужчине, тем более если он в течение семи лет брака оставался верен жене — ну, или почти верен.

И вот как раз в ту минуту, когда он в очередной раз на кого-то загляделся, произошла досадная неприятность: спускаясь по лестнице, он столкнулся или, вернее сказать, почти сбил с ног женщину, только что вышедшую из соседнего зала. Пораженный такой своей неловкостью, он бросился ее поддержать, рассыпался в извинениях, машинально про себя замечая, что женщина эта молода, легка и стройна. Еще наклоняясь к ней, он услышал шуршание тяжелых пышных юбок из темно-золотистого бархата — шуршание, показавшееся ему особенным, и заметил ее изящные легкие туфли. Помимо воли взволнованный, Морис произнес:

— Ради Бога, сударыня, еще раз прошу вас простить меня. Я проклинаю себя за невнимательность…

Женщина подняла голову, и Морис онемел. Это было лицо поистине прекрасное, по крайней мере, более красивых женских лиц ему видеть не приходилось: бледное, тонкое, с высокими скулами и точеным подбородком, с изящным носом и шелковистыми дугами бровей, капризно изогнутых на белизне лба.

Но еще больше поразило Мориса выражение крайней безысходности, полного отчаяния на этом лице, а в ее огромных глазах, зеленых, цвета морской волны, он заметил слезы. Пока он глядел на нее, лишившись дара речи, незнакомка, сдерживая судорожный вздох, проговорила:

— Не беспокойтесь, сударь. Увы, в невнимательности я привыкла.

— К невнимательности? — переспросил он. — Вы?

Она печально улыбнулась, видимо, с трудом сдерживая слезы. Морис готов был поклясться, что только гордость удерживает ее от рыданий.

— Простите, сударыня, если мое любопытство покажется вам неуместным. Я невольно причинил вам неприятность, но мне кажется, у вас есть неприятности более крупные.

— Да, вы правы, — проговорила она.

— Может быть, — сказал Морис, — я могу чем-то вам помочь?

— О, вы можете помочь только в одном… если у вас есть время, проведите меня до ближайшей скамьи. Моя горничная ожидает в экипаже, а у меня… у меня, видит Бог, совсем не осталось сил. Я просто раздавлена отчаянием.

Морис это видел. Она, казалось, едва дышала и так опиралась на его руку, что можно было подумать, она вот-вот потеряет сознание.

Молодой д'Альбон был по натуре великодушен и добр, правила поведения, которым он следовал с детства, предписывали ему оказать помощь женщине, а уж то, что эта женщина оказалась так прекрасна и так юна, окружило довольно-таки банальное событие романтическим ореолом. У Мориса невольно забилось сердце — если бы не природная сдержанность и боязнь ее оскорбить, он подхватил бы незнакомку на руки и донес бы до нужного места.

Она без сил опустилась на скамью, прижимая кружевной платочек к виску. Дыхание ее было легким, но прерывистым, голова клонилась, будто под тяжестью горя. Морис только сейчас заметил, как элегантно и изящно она одета. А как живописно расстелились ее бархатные юбки по скамье, когда эта женщина села. Впрочем, женщина ли? Мадам или мадемуазель? Кажется, мадемуазели не ходят так запросто по банкам. И все-таки, кто она? Он был готов поклясться, что она благородного происхождения: ее руки, белые и нежные, речь, манеры, скромность — всё говорило об этом. А если и нет, если она буржуазка, то из очень приличного круга. Ничего более определенного Морис сказать не мог.

Незнакомка подняла на него глаза — он заметил тонкие бороздки слез у нее на щеках.

— Я так несчастна, сударь, — проговорила она, обращаясь к нему как к доброму знакомому. — Благослови вас Бог: вы пока первый, кто отнесся ко мне по-человечески в этих бесчеловечных учреждениях. Сколько я их обошла, этих банков!